Иркутск в 1880-е
Путевые заметки иностранцев, которые решались посмотреть Россию сто, двести и более лет назад, поражали современников. Сегодня некоторые их наблюдения совсем не утратили актуальности, а во что-то верится с трудом.
Английский исследователь и писатель Гарри де Виндт в 1887 году проехал от китайского Пекина до французского Кале. В 1889 году он издал книгу «От Пекина до Кале по суше». Вот фрагмент про Иркутск, обитатели которого и их нравы вызвали у автора противоречивые чувства.
Перевод Юлия Серкова
ИРКУТСК
[...] Большинство домов сделаны из кирпича, поскольку после крупнейшего пожара в 1879 году был принят закон, запрещающий возведение деревянных построек. Как следствие, большая часть города сейчас представляет собой лоскутное одеяло, где высокий особняк золотоискателя-миллионера с оранжереями и садами соседствует с чудом частично уцелевшей от огня ветхой деревянной лачугой какого-нибудь крестьянина. Первое чувство, которое охватывает тебя при передвижении по улицам города, — это чувство глубочайшей депрессии, поскольку более меланхоличного города, возможно, не видел свет. Улицы, пусть даже широкие и ровные, наводят на мысль, что их постоянно ремонтируют. Инстинктивно ты ищешь глазами табличку «Проход запрещён!» И при том что столько внимания уделено архитектуре и убранству зданий, улицы, по-видимому, предоставлены сами себе. Немощёные и неровные, с ямами, которые нанесли бы непоправимый урон экипажам, коих, однако, здесь не существует, по крайней мере среди транспортных средств общего пользования. Тротуары из грубой сосны, с лёгкими деревянными ограждениями, едва ли достигают трёх футов в ширину.
Ивановская улица в Иркутске, 1910-е. Фото: общественное
достояние
«Гранд Рю» — это главная улица, дорога длиною почти в милю, которая выглядит достойной даже для многих городов Европы, если говорить о зданиях. Это единственная улица, откуда старые деревянные жилища полностью исчезли, уступив место красивым, хорошо выстроенным домам и государственным учреждениям. Здесь расположены и главные магазины, но, хотя в этом далёком уголке земного шара можно купить почти всё, что угодно, от английского парового плуга до парижского чепчика, однако нельзя найти тут ни яркой вывески, ни указания в окнах на то, что продаётся внутри. Лишь грубо выполненная табличка над дверью с указанием вида товара и имени продавца, а также уведомлением о том, что с двенадцати до трёх часов дня он отсутствует. Возможно, нагота витрин также добавляет мрачности этому месту. Пожалуй, чёрные дороги, отсутствие деревьев или садов, да и вообще какого-либо цвета, напрямую связано с ощущением депрессии, которая настигает человека даже после короткого пребывания в любом сибирском городке. Я затрудняюсь точно сказать почему, но лишь одна мысль неизменно преследовала меня уже через пару дней пребывания здесь: «Когда же вновь в дорогу?» И это несмотря на то, что в это время ярко светило солнце, и в любой обычной стране этот свет поднимал бы настроение и укреплял дух. Здесь же с рассветом лишь явственнее обнажался грязный, немытый вид всего вокруг и даже местных жителей.
Редко можно отличить сибирского (так называемого) джентльмена от представителя низших сословий, хотя доходы более обеспеченных золотоискателей легко позволили бы им жить в роскоши в Лондоне или Париже. Казалось бы, сей факт должен был снабдить их вдруг воротничком и чистой рубашкой хотя бы раз в неделю, но подобного не происходит. Богатство в Сибири, по-видимому, не влияет на выбор одежды. Все, богатые и бедные, носят одни и те же выцветшие чёрные костюмы; у всех одинаково грязный, неухоженный вид. Пара высоких сапог с квадратными носами и высоченными каблуками и маленькие головные уборы с узким козырьком завершают образ. Все выглядят так, как будто спали в одежде, что, кстати, они, вероятно, и делают, ибо простыни в Сибири неизвестны за исключением «Московского подворья» (известная гостиница в Иркутске того времени. — Прим. ред.), да и кровати во многих домах тоже. Когда я был в Томске, мне рассказывали о золотоискателе с доходом в несколько тысяч фунтов стерлингов в год, который при этом всегда спал на двух стульях, а в то же время заказывал лошадей, экипажи, виноград и оранжерейные сосны из Петербурга и даже оплатил доставку рояля из Парижа. Женщины в Иркутске одеваются, как правило, хорошо, и некоторые, но немногие, даже выглядят вполне пристойно. Дамы в Сибири редко носят летом шляпы, вместо этого они повязывают чёрный или белый шёлковый носовой платок вокруг головы. Этот головной убор вовсе не сообразен симпатичному личику, которое он обрамляет.
3-я Солдатская улица в Иркутске (сегодня — улица Грязнова), 1916
год. Фото: общественное достояние
[...] В иркутском обществе выделяются три класса: государственные служащие, богатые золотоискатели и торговцы. Это, пожалуй, единственный город в мире, где последние представляют собой самую аристократическую часть общества по той простой причине, что большинство из них — политические ссыльные. Достойного происхождения и общественного положения, из России или Польши, они потом потеряли имя и статус в тюремной камере. Живущие в Иркутске государственные служащие и военные, образуют свою клику, из которой жёстко исключают миллионеров-золотоискателей, класс людей, подобных которым я, слава Богу, никогда не встречал за пределами Сибири.
Среди этих большинство начинают обычными шахтёрами и постепенно поднимаются к достатку, скорее благодаря счастливой случайности, чем другим причинам, и действительно ухитряются сколотить колоссальное состояние. Летом они живут на рудниках, работая как настоящие труженики, какими их создала природа; но в начале ноября, в зависимости от обстоятельств, они возвращаются в Иркутск или Томск, где начинается жизнь, полная разнузданности и разврата, которая заканчивается только с возвращением весны.
Тщеславие и снобизм — главные недостатки этих людей, которые, возможно, вас не заметят, даже если вы обедали с ними накануне вечером, потому что сейчас вы идёте по улице пешком, а не едете на извозчике, или надели сегодня каракуль вместо бобра. Я спросил одного из них, почему он не отправился в Петербург или Париж наслаждаться своим огромным состоянием вместо того, чтобы хоронить себя в дебрях Азии. Ответ был показателен: «Здесь, в Иркутске, я великий человек, а кем я буду в Париже или Петербурге?» Конечно, я знал ответ, но промолчал.
Мнение путешественников об Иркутске
Slava Mikhailow: Это наш «дикий запад», «фронтир». И фото напоминает кадр из вестернов. И оружие свободно продавали, кстати.
Алёна С
Байкала: Сейчас в Иркутске тоже контраст, он всегда
был. И люди не очень — то обращают внимание
на то, кто и как одет. А вот женщины там всегда
очень хорошо одеваются даже в деревнях.
В детстве, если, например, я не могла найти вторую
рукавичку, бабушка мне говорила: «Возьми вон ту, никто тебя
с дороги не столкнет». Так и есть. На одежду
там сильно не смотрят. Это город контрастов,
но и город свободолюбия, его ощущаешь там в воздухе.
Хотя я там сейчас не живу 3 года уже, но иногда
говорю: я не из крепостных, Я —
ИЗ ВОЛЬНЫХ.
Комментарии