Экономист и общественный деятель Евгений Рагозин много путешествовал по России и писал про неё. Своими впечатлениями он делился с читателями «Санкт-Петербургских ведомостей», «Голоса», «Недели», одним из редакторов-издателей которой был, и других изданий. Вот отрывок из его «Путешествия по русским городам» про Екатериненштадт (теперь город Маркс) и Саратов — текст был опубликован в седьмом номере журнала «Русское обозрение» в 1891 году.
Лютеранская церковь в Екатериненштадте (теперь Маркс) была
построена в середине девятнадцатого века. В советские годы здесь
располагался дом культуры завода «Коммунист», а затем — мебельный
магазин. Дореволюционная открытка, 1905 год. Фото pastvu.com
В полутора часах езды на пароходе от Вольска расположена на левом берегу Волги самая большая немецкая колония, названная в честь императрицы Екатерины Екатеринштадтом и прозываемая в народе Баронском — от барона, переселившегося сюда с первыми колонистами. [...]
В Екатеринштадте всего 5000 жителей и 750 домов, и на окраинах его я встретил такие бедные домики, которых до сих пор еще не видел нигде. Екатеринштадт составляет, собственно, столицу всех немецких колоний на Волге, в нем помещается центральная школа, в которую поступают дети изо всех колоний для продолжения своего образования. [...]
Всех колонистов в Самарской и Саратовской губерниях считается до 380 тысяч. Громадное большинство их не знает вовсе русского языка, и за весьма небольшими исключениями колонисты избегают сношений с русскими и живут совершенно обособленно. До последних неурожаев колонисты пользовались известным благосостоянием, но в настоящее время значительно обеднели, и многие находятся в неоплатных долгах. Я говорил со многими колонистами о положении колоний, и они все в один голос заявляли мне, что немцы в колониях очень упали и материально, и нравственно, и не знают, какое средство может вывести их из настоящего положения. Самое вредное для колоний, по мнению более дальновидных колонистов, это их отчужденность от русских и даже враждебность к ним.
Базарная площадь в Екатериненштадте, 1894 год. Фото
russiainphoto.ru/Архив аудиовизуальной документации Нижегородской
области
«От немцев мы отстали, а к русским не пристали, — говорили мне колонисты, — и, вызванные сюда обучать русских, мы ничему их не научили и сами должны теперь учиться у них». По мнению некоторых колонистов, одно только средство может помочь им — это введение обязательного обучения русскому языку, так как это сблизит их с русскими, в чем более опытные колонисты только и видят свое спасение. Чтоб обрисовать враждебность колонистов к русским, я передам историю одной семьи, рассказанную мне колонистом. «Отец мой умер, когда мне было только двенадцать лет, — говорил мне колонист. — Я помню, как он приказывал моему дяде, умирая, отдать непременно всех его детей в русскую школу, а если не будет средств, то поместить их работниками к русским. Отец наш был очень умный человек и понимал необходимость того, чтобы мы сблизились с русскими. Но, несмотря на этот приказ покойного отца, опекуны наши отдали меня в работники к немцам. Мне это было очень обидно, я несколько ночей не мог спать и все обдумывал, как бы мне убежать к русским, и наконец убежал. Но меня поймали и вновь отдали в работу к колонисту, впрочем, ненадолго, так как я опять убежал, и на этот раз меня уже не поймали. Найти работу мне очень было нелегко. Я обошел в Балакове многих купцов, прося принять меня, но, к несчастию, попадал все на раскольников, которые с ругательством „проклятый немец“ прогоняли меня. До сих пор не могу забыть жестокого отношения ко мне этих раскольников и до сих пор чувствую к раскольникам если не вражду, то, во всяком случае, и не дружбу. Затем я попал в Москву и, познакомившись с действительно русскими добрыми людьми, так полюбил их и сроднился с ними, что прервал всякие сношения с колонистами и хочу жить и умереть среди русских».
Действительно, бывший колонист этот не только говорит отлично по-русски, но сделался даже похожим на русского человека так, что я не сразу признал в нем немца. В своем магазине колонист этот держит исключительно русских приказчиков, и на вопрос мой, почему он не берет никого из немцев, он мне ответил: «Все колонисты какие-то противники (то есть ни на что нельзя согласить колонистов), грубые, и притом не знают русского языка. Я не то что не имею приказчиков из немцев, но даже ничего не продаю им, так как они так упали, что их и кредитовать нельзя».
Рассказ этот, слышанный мною из уст человека, составившего состояние себе неутомимым трудом и энергией, человека с большим здравым смыслом и вполне доброго, очень характерен и отлично рисует отношения колонистов к русским. Такие отношения к русским я встретил и среди колонистов Бессарабии, а потому приходится признать, что отношения эти зависят не от местных условий, а от немецкого характера, крайне необщительного и гордого.
Склад Жигулёвского пивзавода в Екатериненштадте, начало двадцатого
века. Фото
wikimedia
Но оторвется немец от своей общины, попадет среди русских, и тотчас переменяется — с него спадает вся немецкая узкость и он очень скоро сродняется с русскими привычками. Таких колонистов, переселившихся из колоний, я встречал много, и в них едва можно было узнать немецкого человека. Зашел я в Баронске в трактир и в ожидании заказанного обеда смотрел на играющих на биллиарде. Играющие при каждом ударе кием употребляли непечатные русские выражения, так что мне наконец сделалось совестно за соотечественников. Никогда и нигде не слыхал я такой ругани, а тут как нарочно забрались наши в колонию среди немцев и щеголяют скверными словами. Но каково же было мое удивление, когда играющие, бросив кии, заговорили по-немецки. Ни в манере говорить, ни в манере держать себя никак не возможно было признать их немцами, до такой степени теряют свою физиономию колонисты, имеющие частые сношения с русскими.
Все это дает право заключить, что устойчивость немца-колониста зависит главным образом от его обособленной жизни исключительно среди своих, и если б их можно было расселить пореже и небольшими колониями, то они давно бы слились с коренным населением и могли бы оказать полезное влияние. Но при настоящей скученной жизни, колонисты не приносят никакой пользы, и потому необходимо принять меры к сближению их с русскими ради обоюдной их пользы.
История немецкой колонии доказывает также, что немцы не имеют никакой колонизаторской способности. Сто тридцать лет живут они на берегу Волги, были пионерами заселения Саратовской губернии, не раз выносили набеги Орды и не приобрели в крае ни значения, ни влияния. Русские переселенцы, позднее их явившиеся на те же берега Волги, захватили все в свои руки, идя все дальше и дальше, а немецкие колонии остались все в том же положении, с теми же повозками и привычками, которые они вывезли из Германии полтора столетия тому назад. Произошло это от ограниченности колонистов или от чего другого, определить трудно, но способностями во всяком случае колонисты не отличаются. [...]
Но что невольно обращает на себя внимание у колонистов — это отсутствие пожаров в колониях. В то время когда русские деревни сгорают в каждые 25 лет, немецкие колонии не сгорели ни разу в течение 130 лет. Факт этот очень заинтересовал меня, и я собрал сведения о тех предосторожностях против огня, которые принимаются в колониях. Между домами установлен известный интервал, и в особенности обращено внимание на правильную постройку надворных строений; соломенные крыши допускаются только на окраинах колоний при интервале между домами двадцать и более сажен. Во время лета кухни переносятся из домов в особые летние помещения, расположенные в нескольких саженях от домов, во время же летних ветров топить печи вовсе воспрещается, и жители обязаны употреблять холодную пищу. При домах разрешается иметь сена и соломы не более одного воза, сараи же с запасом сена и соломы отнесены на далекое расстояние от колоний. Каждую субботу колонисты обязаны вывезти со своих дворов весь накопившийся навоз и сор. На пожары обязательно должны являться все жители колонии, что они в точности и исполняют. Эти меры предосторожности вместе с немецкою аккуратностью сделали пожары в колониях почти невозможными, и никто в Екатеринштадте не находит нужным страховать свои дома.
Первая Саратовская мужская гимназия в начале двадцатого века.
Учебное заведение было официально открыто 30 августа 1820 года. С
1851 по 1855 год преподавателем словесности здесь был Николай
Чернышевский. Фото
wikimedia
Город Саратов, чрезвычайно выросший в последние годы, имеет в настоящее время 123 410 жителей. В 1851 году в Саратове было около 40 000 жителей, так что в течение 37 лет город увеличился втрое, между тем как Самара в тот же период лет увеличилась, как я уже сообщал, в четыре с половиною раза. При сравнении городов необходимо кроме цифры населения принимать во внимание и число домов в городе, иначе может получиться совершенно фальшивое понятие о городе. Некоторые города увеличиваются исключительно привлечением крестьянского населения или мещан рабочих, в других городах, напротив, развивается главным образом купеческое сословие и привлекаются интеллигентные силы. Саратов, развитию которого содействовала по преимуществу железная дорога, бесспорно, значительно улучшился в последние двадцать лет, так что новый человек, прибывший в город, невольно поразится его приличным видом и прекрасными постройками в центральной части, но более любопытный человек, заглянув на окраины города, увидит, что Саратов вырос главным образом не в центре, а на окраинах, и не увеличением зажиточных классов, а увеличением бедноты, переселившейся в город для земледельческой или поденной работы.
Гостиница «Россия» в Саратове, 1908 год. В 1888 году здание на
пересечении Александровской (теперь улица Горького) и Немецкой улиц
(теперь проспект Столыпина) перешло в руки наследнику крупного
мукомольного предприятия Ивану Зейферту. Он решил перестроить его и
открыть в нём отель европейского уровня. По проекту архитектора
Франциска Шустера над угловой частью дома была надстроена башенка с
флюгером и балкон на втором этаже, летом на него выносили столики
ресторана при гостинице. На основании башенки и сейчас можно
разглядеть переплетающиеся буквы «И» и «З» — инициалы Ивана
Зейферта. В 1902 году в здании был надстроен четвёртый этаж, а
также появились лифт, центральное отопление, электрическое
освещение, телефонная связь. Гостиница состояла из 100
меблированных комнат, располагала рестораном с превосходной кухней
и лучшими винами русских и заграничных фирм. В советские годы в
здании располагались коммунальные квартиры, в 1995-м случился
пожар, башенка сгорела. Сейчас здание постепенно ветшает. Фото
wikimedia
В самом деле Саратов представляет в этом отношении очень оригинальное явление. В городе считается около 13 000 домов, то есть более, чем в Петербурге, на 356 домов, между тем как население его менее, чем в Петербурге, на 825 000 человек. Понятно отсюда, что главная масса саратовских домов составляют маленькие крестьянские дома в три и два окошка, принадлежащие простым земледельцам или поденщикам. Вследствие этого в Саратове, несмотря на 1600 каменных домов, приходится на один дом девять жителей, между тем как в Петербурге приходится их 73.
В Саратов привлекали рабочих огромные запашки городской земли в количестве 80 000 десятин и увеличение работы по перегрузке товаров на построенную железную дорогу. Последнее условие было причиной привлечения и торгового класса и, как следствие, улучшения центральной части города. Постройка Царицынской железной дороги и упадок торговли в Покровской слободе, лежащей против Саратова на другом берегу Волги, совершенно остановили развитие города и уронили стоимость домов более чем на пятьдесят процентов. Так что в настоящее время Саратов заметно падает и долго не поправится, так как вырос он слишком быстро при уверенности, что дорога его долго не будет иметь конкурентов.
Но, оставляя эти неприятные стороны, Саратов вообще производит хорошее впечатление и бесспорно может считаться лучшим городом изо всех мною посещенных. Хорошее здание театра с приличною труппой, прекрасный Радищевский музей, довольно богатая библиотека и вполне приличные гостиницы — все это дает право Саратову занять видное место среди русских городов. Саратовские клубы заслуживают тоже особенного внимания и по помещению с большими залами, и по богатым библиотекам. По всему видно, что в Саратове началась широкая осмысленная жизнь, но, к сожалению, приостановилась теперь в своем развитии, и нужно только пожелать, чтоб эта остановка не была продолжительна.
Зимний театр купца Григория Очкина и открытая сцена, которая была
установлена во внутреннем дворе, позже при ней открылся ресторан.
Место довольно быстро стало популярным: «Сад Очкина является одним
из первых увеселительных заведений Саратова с постоянным хором,
музыкой, шансонетными певицами, рассказчиками, куплетистами и т.
д.», — сообщалось в путеводителе «Спутник по реке Волге, её
притокам, Каме и Оке на 1902 год». А публицист Константин Федин в
своих «Первых радостях» так описывает это место: «От Нижнего до
Астрахани шла молва об увеселениях у Очкина, и откуда только ни
приезжали сюда кутилы откупорить в компании полдюжины шампанского и
гулять с красавицами, чтобы потом вспоминать до самой смерти». Фото
wikimedia
Я забыл сказать, что Саратов почти весь замощен и снабжен водой. Но в водопроводном деле, как почти во всех русских городах, не обошлось без курьеза и здесь. Город подрядил устроить фонтаны, и подрядчик их устроил на многих пунктах с разными фигурами и затеями, но от проведения воды в фонтаны отказался, так как дума пропустила упомянуть об этом в контракте. Таким образом, город украшен теперь резервуарами с фигурами, но фонтанов не имеет, а фигуры за их бесполезностью теряют постепенно носы, головы, и вовсе исчезают. Понять жизнь Саратова мне не удалось, да и трудно было это сделать в шесть дней, которые я прожил в городе, тем более что городская жизнь видимо затихла и подавлена под влиянием экономических условий, и все ждут разрешения вопроса о постройке железной дороги от Покровской слободы до города Новый Узень, на которую саратовцы возлагают большие надежды как на дорогу, которая должна привлечь к ним весь хлеб известного района Самарской губернии, уходящий теперь частями по разным пристаням. Дорога эта может действительно оказать пользу и Новоузенскому уезду, лишенному путей, и Саратову, но что касается до продолжения этой дороги до Гурьева на Каспийском море, о чем также идут толки в Саратове, то я полагаю, что продолжение это совершенно бесполезно, так как ни грузы с Закаспийской дороги, ни нефтяные грузы на Гурьев идти не могут, для одной же уральской рыбы строить дорогу не стоит.
Крытый рынок в Саратове. Построен в 1916 году по проекту
архитектора Василия Люкшина, 1930-е. Фото
wikimedia
Интересно, как застраивался Саратов на окраинах. В городе всех дворовых мест 6300, а домов построено 13 000, следовательно, в среднем по 2 дома на каждом дворовом месте, в действительности же на окраинах построено не по 2 дома на дворовом месте, а по 10 и по 15 домов. Постройка эта происходила следующим образом. Я уже говорил при описании Бузулука о продаже на лесных дворах готовых маленьких изб, такие же избы продаются в Балакове, Самаре, Сызрани, Царицыне и Саратове. Рабочие, привлеченные в Саратов новыми заработками, покупают такие домики и ставят их во время ночи на чужое дворовое место по соглашению с его владельцем, в течение следующего дня выкладывают печь и затапливают ее. Является полиция, видит вновь построенный дом и, разумеется, требует его снесения, так как постройка сделана без разрешения, но хозяин заверяет, что он давно уже живет в этом доме, дает рубль городовому, и дело кончается к обоюдному удовольствию.
Здание купеческой биржи в Саратове в 1910-е. Построено по проекту
архитектора Франциска Шустера в 1890-х. Фото russiainphoto.ru/Архив
аудиовизуальной документации Нижегородской области
Таким образом изо дня в день росли маленькие дома на окраинах города, и все дворовые места на этих окраинах застроились так тесно, что представляют серьезную опасность в случае пожара. На некоторых местах стоят теперь до 20 домов, принадлежащих 20 хозяевам.
Такое заселение не представляет никакой прочности, и дома эти, возникающие в одну ночь, так же быстро могут и исчезнуть, что неминуемо и случится, если какие-нибудь обстоятельства не поднимут экономического значения Саратова. Поэтому в таких городах, как Сызрань, Саратов и Царицын, население может легко уменьшиться, и даже очень быстро, так как наплывное население, привлеченное заработками, должно неминуемо покидать эти города при прекращении заработков. И я уже слышал, что в Саратове число жителей уменьшилось в настоящее время на 25 000 человек.
Комментарии