История поисков

Туту.ру → Путеводитель → Туту журнал → Разное → Про панельки

Про панельки

11 марта 2024

От мечты любой советской семьи до культурного феномена современности: рассказываем, как панельное жильё в России обрело культовый статус и почему про невзрачные серые районы рассказывают в музеях.

Текст: Екатерина Волкова

В рубрике «Фишки России» мы рассказываем о вещах и явлениях, которые с высокой вероятностью встречаются именно, а иногда и только у нас. Без них не обойтись, если нужно было бы открыть Музей российского настоящего.

«Панельки» — это собирательное название построек из типовых деталей — чаще всего крупноблочных панелей. Основной их плюс — высокая скорость возведения. Но их принято ругать за плохую шумоизоляцию и хлипкость конструкции, недостаток квадратных метров и низкие потолки, визуальное однообразие. Однако именно в России — и на постсоветском пространстве, они точно стали частью визуального кода и самостоятельным культурным феноменом. Серым бетонным районам посвящены книги, выставки и паблики в социальных сетях. Панельки выступают фоном для клипов и арт-проектов, а ремесленники делают ночники, кашпо, значки и другие вещи в узнаваемой форме. Как получилось, что несмотря на все очевидные минусы в России возникла такая привязанность к панельной архитектуре?

В Третьяковской галерее на Крымском Валу есть полотно Юрия Пименова: «Лирическое новоселье» 1965 года. Молодая пара — в них узнаваемы сын художника Михаил и его жена, нежно прижимаются друг к другу посреди новой квартиры. Комнаты залиты жёлтым электрическим светом. Люди занимают очень мало пространства на полотне, художник будто хочет, чтобы мы рассмотрели обстановку: чугунные радиаторы, лёгкие межкомнатные двери почти полностью из стекла, узнаваемая жёлто-коричневая плитка в ванной комнате.

«Лирическое новоселье», Юрий Пименов. Холст, масло, 1965 год. Фото общественное достояние

Вещи ещё не распакованы, кое-где по паркету расстелены газеты. В коридоре — пара чемоданов, люстра, чайник, связки книг. Герои явно счастливы — это заметно и здесь, и на других картинах цикла «Новые кварталы». Пименов целиком посвятил его хрущёвским новостройкам, тем самым «хрущёвкам». И они первые в нашей стране примеры массовой застройки, которую ещё именуют панельным жильём. Или панельками. Художник писал о них так: «Эти однообразные светлые дома — они дали отдых многим усталым людям, приблизили их к человеческой жизни».

Были, конечно, и те, кто воспринимал переезд в хрущёвку как трагедию. Например, жители деревень, которые сносили из-за наступления городов — чтобы на их месте возвести новое жильё.

Но в целом Пименов прав: многие вздохнули с облегчением. Всю первую половину двадцатого века население российских городов стремительно росло. Особенно быстро — после революции 1917 года и в процессе индустриализации, которая началась в конце 1920-х. Строительство за её темпами не поспевало. Так что приезжающих селили либо на имеющуюся жилплощадь — и тогда её обитателям приходилось потесниться, либо в наспех сколоченные бараки без удобств.

Так, в коммуналках и бараках с туалетом во дворе, многие горожане и жили — минимум до 1960-х. Ни при Владимире Ленине, ни при Иосифе Сталине государство не сумело справиться с жилищным кризисом. Частные же компании сделать этого не могли — и в Союзе, и в других странах соцлагеря именно и только власти полностью отвечали за строительство: выделяли участки, устраивали архитектурные конкурсы и выбирали проекты, финансировали постройку.

Никита Хрущёв был первым, кто в меру своих политических и административных талантов попытался решить вопрос. В 1954 году он выступает с осуждением избыточно декорированной сталинской архитектуры и её авторов. Затем, в 1955-м, по его инициативе реформируют строительную отрасль и выпускают постановление «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». Отныне жильё должны строить по новейшим технологиям, быстро, эффективно и с минимальными расходами.

Кадры из фильма «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», 1975 год

В течение 20 лет, с 1956 года по 1976 год, в одной только Москве возводится 65 миллионов квадратных метров жилья. А по всей стране — 1,284 миллиарда квадратных метров.

Но придумал всё, конечно, не Хрущёв и не архитекторы его времени.

Европейские предки

Первое панельное жильё появилось в Европе и США в начале двадцатого века, но тогда скорее в качестве эксперимента. По-настоящему востребованным оно стало после двух мировых войн, когда миллионы людей лишились крыши над головой. В 1950–1980-е панельное строительство распространилось по всем обитаемым континентам.

Проекты были самыми разными: от домов на одну семью, как в послевоенной Великобритании, до огромных комплексов, которые заполняли целые районы. В СССР чаще встречался второй вариант. И до сих пор панельные дома 1971–1995 годов — это самый распространённый у нас тип постройки. В таких живут 34 процента россиян, а ещё 14 процентов — в хрущёвках, которые строились с конца 1950-х до 1970 года. Дом типичной российской семьи — это двухкомнатная квартира площадью 42 квадратных метра в панельном доме примерно 1980 года постройки.

Впрочем, в той же Чехии, которая в составе Чехословакии была частью так называемого соцлагеря, около трети населения живёт именно в панельках, которые строились вплоть до конца 1980-х.

Первые опыты

Если бы сейчас кому-то пришло в голову открыть музей советского панельного домостроения, первые «экспонаты» следовало бы искать в Москве и Санкт-Петербурге, тогда Ленинграде. Там крупнопанельное жильё появилось ещё в сталинскую эпоху — архитекторы до Второй мировой войны искали способы строить быстрее и эффективнее.

Самый известный проект — «Ажурный дом» в Москве неподалёку от ипподрома (Ленинградский проспект, 27). Его построили в конце 1930-х по проекту архитекторов Андрея Бурова и Бориса Блохина. Название он получил благодаря бетонным решёткам фасада: на них объёмный растительный орнамент по эскизам художника Владимира Фаворского. В недавнем прошлом он был одним из ректоров главного тогда творческого института страны — Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС).

«Ажурный дом» в Москве по адресу Ленинградский проспект, 27. Построен в 1940 году и должен был стать типовым проектом. Фото wikimedia (1,2,3)

Узоры Фаворского не только украшали фасад, но и выполняли чисто практическую функцию: закрывали внутреннее пространство лоджий. Предполагалось, что проект превратится в типовой, то есть будет многократно повторён: примеров типовых доходных домов в России до 1917 года много. Но началась война и «Ажурный дом» остался единственным в своём роде.

Сразу после окончания Великой Отечественной, при Сталине, приступить к массовому строительству тоже не могли: заводы нужно было вернуть из эвакуации или восстановить после боевых действий. К тому же значительные ресурсы тратили на строительство «парадных» ансамблей.

Когда при Хрущёве от пышных сталинок отказываются в пользу новых, более практичных серий домов, приходится целиком перестраивать линии производства и создавать новые институты. В 1956-м за дело берётся Специальное архитектурно-конструкторское бюро (САКБ) при Академии строительства и архитектуры в Москве. Его сотрудники исследуют опыт зарубежных коллег, учатся применять новые технологии и разрабатывают на основе всего этого архитектурные проекты.

Панельные дома в городе Гавр на севере Франции. Фото wikimedia/Erik Levilly

Конкретно у хрущёвских построек — французские корни. Технологию привезли из города Гавра в Нормандии, его восстанавливали после бомбардировок Второй мировой под руководством архитектора Огюста Перре, наставника Ле Корбюзье. Перре спроектировал из сборных конструкций невиданную по масштабам того времени среду: панельными бетонными домами был застроен весь центр. Помимо жилых домов, по тому же принципу были возведены церковь, ратуша и другие общественные здания.

Несмотря на всю утилитарность, этот пример послевоенной архитектуры и градопланирования признали настолько выдающимся, что в 2005 году ЮНЕСКО внесла его в перечень Всемирного наследия.

Итак, советские власти закупают во Франции технологическую линию гаврской фирмы Раймона Камю, который запатентовал строительство из панелей. При этом советские архитекторы постоянно консультируются с французскими коллегами, а затем и вовсе приглашают делегацию к себе. А наши специалисты дорабатывают и перерабатывают технологии. Хрущёв поощряет освоение зарубежного опыта, но вот об иностранном происхождении панельных домов и он сам, и его окружение стараются скорее умалчивать.

Панельная застройка в Гавре на севере Франции. Фото wikimedia (1,2)

Одним из «отцов-основателей» советского панельного строительства принято называть архитектора Виталия Лагутенко — деда Ильи Лагутенко, музыканта, лидера группы «Мумий тролль». Он проектирует серию К-7 — одну из самых распространённых в первую половину 1960-х. Иногда эти здания называют «лагутенковками».

Монтаж крупнопанельных жилых домов конструкции инженера Виталия Лагутенко в Хорошёво-Мнёвниках в Москве, 1959 год. Фото russiainphoto.ru/Наум Грановский

Большой эксперимент

По закону, памятником в России можно признать любое здание, которому больше 45 лет. В декабре 2015 года этот статус предложили присвоить двум первым московским пятиэтажкам серии K-7 — эти здания 1959 года находились на проспекте Маршала Жукова в районе Хорошёво-Мнёвники недалеко от станции МЦК «Хорошёво». Однако просьбу градозащитников отклонили: дома снесли, построив на их месте новые ЖК.

Так выглядела одна из первых московских пятиэтажек серии K-7 в Москве. Она находилась по адресу проспект Маршала Жукова, 39, корпус 3. Снесена в процессе реновации. Фото Артёма Светлова

Однако первую четырёхэтажную хрущёвку той же серии до сих пор можно увидеть. В 1958 году её возвели по адресу Гримау, 16 в Москве на месте деревни Черёмушки в составе микрорайона из 14 жилых домов. Квартал получил название Новые Черёмушки, его строили как «лабораторию, позволяющую производить разнонаправленные исследования и тестировать квартиры нового типа» — так напишут авторы проекта в 1959 году в книге «9-й квартал. Опытно-показательное строительство жилого квартала в Москве. Район Новые Черёмушки», в которой будет суммирован опыт их работы.

9-й квартал Новых Черёмушек, 1958 год. Фото russiainphoto.ru/Наум Грановский

Строительством руководит молодой сотрудник САКБ, архитектор Натан Остерман. Он специализировался на жилищном строительстве ещё во время войны — на Урале, куда он регулярно ездил с командировками, Остерман проектировал быстровозводимое жильё для людей в эвакуации. Теперь перед ним стояла новая и очень амбициозная многоплановая задача: с одной стороны, продумать как систему целый микрорайон, с другой — определить максимально экономичную и технологически выверенную конструкцию дома и оптимальный размер квартиры. Поэтому все дома в Новых Черёмушках разные: отличаются планировки, отделка и членение фасадов. Дома, кстати, не только панельные, но и кирпичные, а также из керамических блоков.

Новые Черёмушки становятся образцом для остальной страны: советские архитекторы ездят сюда на экскурсии и штудируют книгу «9-й квартал».

За пределами СССР проект тоже широко обсуждают — это первый случай после 1945 года, когда проектами наших архитекторов действительно заинтересовались в мировом архитектурном сообществе. И уже тогда, в 1962-м, Новые Черёмушки становятся частью культурного поля: им посвящают оперетту, или, как бы сейчас сказали, мюзикл «Москва, Черёмушки», на музыку Дмитрия Шостаковича. А это практически приквел к картине Пименова: молодая пара мечтает об отдельном жилье и наконец обретает его.

Строительство панельных домов в районе Новые Черёмушки, Москва, 1960–1961 годы. Фото russiainphoto.ru/Всеволод Тарасевич

Мебельный вопрос

Если бы герои картины «Лирическое новоселье» Пименова попытались перевезти с собой шкафы и кресла из прежнего жилья, их бы вряд ли удалось затащить в новую квартиру. Они просто не пролезали бы во входную дверь или рисковали занять всё свободное пространство.

Если принципы строительства хрущёвок берут начало во Франции, то нормативы метража были позаимствованы из Германии. Обычно в хрущёвках были потолки высотой 2,5 метра, маленькие кухни 5–6 квадратных метров, скромные прихожие и совмещённые санузлы, которые в шутку называли «гаваннами». Первый слог «га» проистекал из морского названия туалета — «гальюн», а само слово, по некоторым версиям, содержало намёк на кубинскую столицу Гавану, потому что Хрущёв направлял средства на поддержку кубинской революции и режима Фиделя Кастро. Однокомнатная квартира была рассчитана на двух—трёх человек, а двухкомнатная — на троих—пятерых. Спален как таковых не предполагалось — каждая комната использовалась для работы и сна. Могло бы быть ещё теснее — в первых хрущёвках кухни составляли всего четыре квадратных метра. Но типологи жилья, среди которых были в основном женщины, в 1960-х объявили настоящую войну проектировщикам — в основном мужчинам: разделили весь быт советского человека в специальных таблицах на 83 пункта и заставили хотя бы немного расширить помещения.

Так или иначе, вместе с новыми жилыми домами появились и принципиально новые интерьеры — мебель в них была такой же лёгкой и компактной, как и сами хрущёвки. А старую мебель при переезде нередко выкидывали или продавали за бесценок. «Целесообразность, удобство — вот что важно. Не должно быть ничего лишнего — не нужно загромождать комнаты излишними предметами-безделушками», — советуют авторы той самой книги «9-й квартал. Опытно-показательное строительство жилого квартала в Москве. Район Новые Черёмушки».

На смену дубовым буфетам приходили кухонные гарнитуры, которые легко умещались в кухнях площадью 4–5 квадратных метров. Между комнатами в некоторых домах были мобильные перегородки. Появились и многофункциональные предметы: раздвижные обеденные столы, кресла- и диваны-кровати. Тогда же обрели популярность приставные столики «на козьих ножках» и торшеры, которые было легко переставить. Сейчас обстановка из тех времён снова в моде — должно быть, высокая мобильность современного поколения располагает.

Утопия и жизнь

Когда смотришь на эскизы и фотографии первых проектов хрущёвской эпохи, очень бросается в глаза продуманная до мелочей уличная среда: там планировали многое из того, что и сегодня готовы предоставить далеко не все застройщики.

Уже тогда предполагалось, что советский человек не должен быть заперт в четырёх стенах квартиры, а её скромные размеры с лихвой компенсируют удобства за пределами жилища. И в них стремились объединить достоинства городской и сельской жизни — причём в пешей доступности — на расстоянии 15 минут. К первому относили всевозможную инфраструктуру: магазины, школы, детские сады, клубы, кинотеатры — многие из них продолжают функционировать.

Ко второму — дворовые пространства с парковой зоной. Здания, расставленные в каре, хорошо защищали от пыли и уличного шума. Асфальт предполагался по минимуму, проезды были в основном тупиковыми — для грузовых и пожарных машин. При этом планировалось, что во дворах будут сады с беседками и пешеходными дорожками, плескательные бассейны и фонтаны. Над балконами проектировали навесы от солнца, так называемые маркизы, — и тут снова веяло французским духом!. Под окнами — палисадники и клумбы, за которыми, как предполагалось, будут ухаживать всем двором.

Дома первоначально предлагали делать по четыре-пять этажей. С одной стороны, это вровень со взрослыми деревьями, то есть в зелёной зоне, с другой, по мнению врачей, это максимальная высота, которую реально регулярно осиливать пешком. Таковы, например, общесоюзная и экспортированная в ряд соцстран серия I-464, линейка серий П в Москве, 1Лг-600 в Ленинграде.

Но как это часто бывает, планы и реальность разошлись. Строительство не поспевало за ростом городского населения. И этажность начала увеличиваться, а удобства делались всё более утилитарными.

Впрочем, советские архитекторы всё же и дальше стараются экспериментировать с комфортной средой: украшают фасады мозаиками, создают козырьки подъездов и балконные решётки необычной формы.

После сильного землетрясения в Ташкенте в 1966 году, которое уничтожило большой процент построек в городе, каждая союзная республика предложила собственный проект типового дома. Архитекторы трансформировали нормативы в том числе панельного городского строительства и типовые решения в соответствии с требованиями места и традиционными представлениями об устройстве быта. В итоге даже родился целый стиль, который принято называть "сейсмический модернизм«.Типовое жильё тут индивидуализировали, многоэтажным строениям старались добавить национальные черты — например, повторяли в бетоне традиционные азиатские решётки-панджары. И сегодня Ташкент называют городом с «самой красивой панельной архитектурой в мире».

Панели перестройки

С 1970-х в Западной Европе панельному жилью начинают искать альтернативы, а ветхие дома сносить и перестраивать. В СССР в это же время государство активно строит панельное жильё, так как квартирный вопрос всё ещё не решён: население городов продолжает расти, к тому же активизируется кооперативная схема финансирования, когда за квартиры платят сами граждане. Вместе с тем растут и множатся спальные районы с многоэтажками П-44, «домами на ножках» II-57, шестнадцатиэтажками II-68 и домами других серий, которые стали негласным символом позднего СССР.

Дома серий II-57 (слева) и II-68. Фото wikimedia (1,2)

В самых счастливых и исключительных случаях в СССР также продолжают возводить экспериментальные проекты. Это, например, микрорайон Северное Чертаново. Разработку возглавлял Михаил Посохин — бывший главный архитектор Москвы и автор застройки Нового Арбата. Авторский коллектив под его руководством продумывает проект как «опытно-перспективный» — то есть как модель для жизни в будущем.

Проект унаследовал многое из Новых Черёмушек: это тоже несколько домов, которые объединены в закрытые дворы без машин — транспорт пущен в тоннель перед комплексом. Одна из самых интересных черт тут — ленточное зонирование, то есть пространства с различными функциями разграничены в строгой последовательности, от более приватных к общественным. Так, ближе к метро «Чертановская» находится парковая зона с прудами, по которой может гулять любой человек; затем — магазины, мастерские и другие учреждения для жителей комплекса и окрестных домов; на вершине холма — жилые дома со встроенными в них библиотеками и домами культур.

Предполагалось, что такие же микрорайоны возведут по всему СССР. Но строительство завершилось как раз на излёте советской эпохи, и после смены режима множить опыт его не стали. Зато с самого начала этот район стал частым местом для киносъёмок. В советское время на фоне чертановских новостроек снимали «Осень, Чертаново...» Дмитрия и Игоря Таланкиных, а в современной России — «Ещё один год» Оксаны Бычковой и фантастический блокбастер Фёдора Бондарчука «Притяжение».

В 1990-е в России появляются такие серии, как, например, П-44Т,— её строят до сих пор. Да и вообще панельная технология далеко не всегда означает плохое качество: современные серии, такие как П-111М, С-222, С-220, Д-25, КОПЭ «Парус», во многом лучше зданий, которые построены иным способом. В них есть подземные парковки, они более устойчивы к землетрясениям и другим природным катаклизмам, а квартиры в них просторные и разнообразные по планировкам.

Типовой дом КОПЭ «Парус». Эта серия появилась в 2003 году и название получила из-за больших полукруглых лоджий, которые напоминают паруса. Фото istockphoto/bopav

Но судьбы панельного домостроения и отношения к нему в бывшем СССР и других странах где-то вот тут и расходятся. Это связано и с разницей в системах управления: в Великобритании, например, такие здания оставались в приемлемом состоянии, пока их поддерживало государство. А с начала 1970-х, когда разразился мировой нефтяной кризис, средств и сил на это выделяли всё меньше, и зачастую панельки ветшали и превращались в жилье для беднейших слоёв населения. Там нередко отключали за неуплату воду или электричество.

В результате во многих странах такие районы часто проблемные и в искусстве выступают как место антиутопии. Например, вспомнить «Заводной апельсин» Стэнли Кубрика, где использованы бруталистские пейзажи комплекса Park Hill в городе Шеффилде.

В современной российской культуре панельное жильё иногда тоже предстаёт депрессивным местом, где остро чувствуется одиночество, — как многоэтажка, в которой обитала Ольга из «Ночного дозора» Тимура Бекмамбетова. И всё же если вы окажетесь в петербургском Купчине, московском Чертанове или любом другом спальном районе, то вы вряд ли ощутите открытую опасность.

Подобной маргинализации у нас не произошло ещё и потому, что на момент начала расселения коммуналок в городах, то есть на момент исхода граждан «из общих ульев в личные гнезда», как говорил герой фильма «Покровские ворота», общество уже было основательно классово перемешано. Уже профессор медицины пожил с рабочим завода в одной коммуналке. Так они и переезжают в одну панельку — только в разные квартиры.

А ещё в условиях плановой экономики и дефицита панельки долгое время оставались безальтернативной формой жилья. Так что в современной России вырасти среди панелек — это не что-то, что маркировало человека как маргинала. Бетонные микрорайоны — просто фон, привычный и повседневный. Кто-то воспринимает их как символ детства — с хоккейной коробкой, скрипучими качелями и бабушками на лавочках во дворе.

Свет в окне ночника

Да, конечно, в постсоветское время жильё стало разнообразнее, а люди получили возможность снимать и покупать квартиры в любом понравившемся доме. И на этом фоне стали лучше слышны голоса тех, для кого панельное жильё стало чем-то необязательным и непривычным, — именно в этот момент начинается их превращение в настоящий эстетический феномен.

Эстетизация делает панельку музейным объектом. Художник Павел Отдельнов пишет картины об «эстетике пустырей», как метко обозначила этот культурный феномен искусствовед Ирина Кулик. А Александр Гронский создаёт фотосерии на ту же тему. Не хватает пока только полноценного музея панельного жилья. Но почва для этого уже самая благодатная: сохранилось множество чертежей, планов, макетов и артефактов, но главное — человеческих историй. Миллионы людей в России любят или ненавидят панельки, но хорошо помнят и знают их. А очень многие по-прежнему в них живут.