Оренбург в середине девятнадцатого века
В середине девятнадцатого века популярным способом поправить здоровье у в меру обеспеченных россиян стало стало лечение кумысом. «На кумыс» в российскую глубинку, прямо как «на воды» в Европу, отправлялись в том числе известные писатели и журналисты. Литератор Василий Зефиров описал свои впечатления в литературно-этнографическом очерке «Поездка в Башкирию на кумыс». Вот отрывок из него о городе Оренбурге.
Жительницы Башкирии и пациентки кумысолечебницы в деревне Ябалаклы
в Башкирии, 1910-е. Фото
wikimedia
[...] С теплой верою в душе, с робкою радостию в сердце, простившись с Казанью, я проезжал необозримые степи полукочевой Башкирии, отыскивая место, могущее поправить ослабевшие мои силы. Мое положение не позволяло любопытству действовать в полной его силе; мне было не до наблюдении. Впрочем, первое, что мне бросилось в глаза в Башкирии — это странное, доселе невиданное мною расположение домов в деревнях. Смотря на них, невольно подумаешь, что набежавший вихрь перевертел, перекрутил все по своему и оставил деревни в самом хаотическом положении. Едешь, кажется, по улице, и вовсе неожиданно встречаешь на пути, то плетень, то ворота, то баню, то амбар, или что-нибудь подобное. Дома стоят, то упершись лицом к лицу, то повернувшись друг к другу задом; один покрыт как следует, другой, вместо крыши, засыпан землею, без всякаго надзорнаго строения, кроме нескольких тычинок, забранных лубками и служащих приютом скоту. Впрочем в каждой почти деревне увидишь мечеть, которой минарет выкупает несколько неблагообразие картины. Есть, конечно, исключения, но они очень редки.
Кумысолечебница врача Анатолия Нагибина при станции Шафраново в
Уфимской губернии, 1910-е. Фото
общественное достояние
Когда встретишь в деревне красивый дом муллы, или башкирскаго чиновника, то затем хижины соседей их кажутся еще невзрачнее.
Первое мое знакомство с Башкирцами ни с одной стороны не было для меня полезно. По краткости времени, я не мог еще ознакомиться с их домашним бытом, предметом довольно любопытным. При этом болезнь телесная и душевная становилась день ото дня сокрушительнее.
Приготовление кумыса в поселке Давлеканово Уфимской губернии,
начало двадцатого века. Фото
wikimedia
Я гас, или вернее сказать, горел как свеча в спертом воздухе. К большей же беде моей, хотя начало апреля 1850 года и было прекрасно, но вдруг наступил холод с резким северным ветром; табуны башкирские, выгнанные в поле с их двух- и трех-месячным приплодом, от внезапной перемены погоды, понесли значительную потерю. Это неприятное обстоятельство отсрочило выезд Башкирцев в кочевья; а для меня отдалило время пользования их целительным кумысом. Желая чем-нибудь развлечь мою тоскующую душу, я отправился на время в Оренбург.
Вид на Оренбург от «Зауральной рощи» на левом берегу реки Урал,
1910-е. В начале девятнадцатого века в роще был разбит парк в
английском стиле с дорожками, аллеями, пляжем и лодочной станцией.
Горожане с удовольствием тут гуляли. По выходным для них играл
духовой оркестр. К началу двадцатого века вокруг парка образовался
дачный комплекс, появились чайные, булочные, молочные лавочки. Фото
wikimedia
Я был знаком с этим городом по одним довольно недостаточным описаниям; но, признаюсь, проехав 500 верст, между, так-сказать, остовами человеческих жилищ, я ни как не ожидал встретить в отдаленном, глухом краю России, на заветной грани башкирских степей с киргизскими, такого красивого поселения, окаймленного всей грозой военной арматуры. Проходя по правильным улицам Оренбурга, усаженных липами и акациями, я вспомнил о Казани. В это время она бывает весьма обильна грязью. На улицах же Оренбурга было и сухо и чисто.
Архитектура домов, хотя и не давит взгляда колоссальностью и богатством, но занимает его своею легкостью и особенно каким-то единством во всем, не роскошным, но привлекательным. Если по утру чувствуете себя дурно расположенным, отправьтесь на плац-парадную площадь, и взоры ваши, обратясь на этот воинственный, блестящий генералитет, на эти стройно сомкнутые взводы солдат, движущиеся под гармонические звуки превосходно устроенной музыки, развлекут и усладят ваши грустные думы. Если выйдете на берег Урала, свидетеля кровавых сечь и губительных крамол, тогда роскошная, очаровательная картина на огромное пространство раскинется пред вашими глазами; зыбь ковыля Киргизской степи, озолоченнего лучами восходящего солнца, волнуется подобно бурному морю. Вдали виднеются аулы кочующих Киргиз-Кайсаков; их многочисленные табуны, рассыпанные по степям, рисуются приятно в глазах ваших. Но вот близь вас, благодетелен как Нил, и быстр как конь киргиз-кайсацкий, красавец Урал, подобно лебедю, плывет по золотой степи. Ну есть-ли сходство, думал я тогда, с нашей тенистой и печальной Казанкой?
Мост через реку Урал в Оренбурге, начало двадцатого века. Фото
wikimedia
Пусть избавят меня от негодования люди, которым не будут нравиться мои сравнения. Я писал, что чувствовал. В Казани я потерял золотое звено своего существования, — я потерял здоровье, в Оренбурге я надеялся найти его, и потому естественно он мог казаться потухающему взору моему в более привлекательном виде, чем Казань.
В первых числах мая оставил я Оренбург, и скажу еще раз, что впечатление, им произведенное на меня, надолго останется в думе моей. Имея рекомендательные письма к начальнику 7-го башкирского кантона, я отправился снова в Башкирию...
Комментарии