22 апреля 2020
Автор Алексей Нимандов
Российские медики рассказывают о работе на износ, нехватке оборудования и средств защиты, отношении пациентов и вере знахарям
В разгар пандемии коронавируса мы смогли воочию ощутить значимость профессии врача. На работу, где практически каждый день и так равен подвигу, сейчас, в период самоизоляции и неутешительных данных, многие взглянули по-новому. Рассказываем, как российские врачи по всему миру работают в особо сложных условиях — раньше и сейчас.
Евгений Ковалев, врач-эпидемиолог (Ростов-на-Дону) В 2014 работал в Гвинее, где был первый очаг Эболы. С 2016 — руководитель Роспотребнадзора по Ростовской области.
В Гвинее Евгений Ковалев несколько месяцев исследовал кровь пациентов. Непосредственного участия в лечении не принимал, однако координировал работу других специалистов и собирал материалы для анализов. Из-за работы с кровью был риск заражения Эболой, поэтому всем медикам дважды в день измеряли температуру и искали симптомы лихорадки.
«С нами работал местный доктор, который заразился вирусом Эбола и выздоровел. При появлении первых симптомов доктор обратился к коллегам и, как у нас говорят, сдался. Помню, как он сказал, что верит в мощь современной медицины. Так и получилось. Отчасти это чудо, но и внутренняя установка на выздоровление сыграла большую роль».
По словам Ковалева, многие местные верят в языческую магию. К колдунам, которых называют марабу, обращались в том числе заболевшие Эболой. Пытаясь помочь, марабу заболевали сами.
«Лечат они примерно так же, как и наши знахари, — травы, органы животных, какие-то вытяжки, порошки. Говорят, они умеют погружать в трансовое состояние, типа гипноза, но от Эболы это не спасает. В госпиталь марабу приходят сами, значит, понимают, что альтернативы нет».
По местным поверьям, больной должен умереть дома, чтобы родственники могли с ним попрощаться. Это также способствовало распространению лихорадки. По воспоминаниям Ковалева, происходит все довольно эмоционально — со слезами и поцелуями. С медицинской точки зрения это недопустимо. Чтобы снизить риск заражения, врачи и волонтеры проводили просветительскую работу, но старались с уважением относиться к местным традициям.
Фото: Victor Espadas Gonzalez / Shutterstock
Александр Семенов, вирусолог (Санкт-Петербург) Борется с коронавирусом в Италии — вместе с коллегами из Минобороны он разворачивает госпиталь в Бергамо.
Александр Семенов рассказывает, что работа идет в очень напряженном графике. Свободного времени нет совсем. В Италии с принятием мер опоздали на три недели, врачи работают на грани нервного срыва.
«Мы видели коллег, которые неделями работают без отдыха, бьются за каждого, а получается, что носишь воду в решете: больные уходят и уходят… В тяжелых условиях эпидемии профессиональное выгорание наступает очень быстро! Мы здесь наблюдаем так называемый взгляд на тысячу миль, как у бойцов, когда они выходят после многочасового боя в шоковом состоянии».
Семенов надеется, что повторение итальянского сценария в России маловероятно. Аргументов у него два. Первый касается отечественной системы здравоохранения — по словам Семенова, она у нас «значительно более сильная». Второй аргумент — техническое оснащение российских больниц.
«Если статистика верна, то, как это ни парадоксально, по аппаратам ИВЛ мы на первом месте в мире. У нас очень большое перевооружение было в последнее время. По крайней мере, в крупных городах этой проблемы нет».
Повторение опыта Италии нежелательно не только потому, что врачам придется работать на износ, но и потому, что им придется вставать перед страшным моральным выбором.
«У нас главная задача, чтобы медленно нарастало количество больных. Чтобы не оказаться в ситуации, аналогичной итальянской, когда у врача один-два ИВЛ и трое или пятеро больных с респираторным дистресс-синдромом, то есть человек практически не дышит. Это просто безумие — находиться перед таким выбором, кому дать подышать! Поэтому, когда люди рискуют собой, гуляя с собакой или отправляясь на шашлыки, я хотел бы, чтобы они посмотрели на это своими глазами».
Фото: faboi / Shutterstock
Мария Аулова, медсестра (Потсдам) Полтора года работает в отделении урологии в Германии.
Когда началась пандемия, Марию Аулову отправили в отделение с коронавирусными больными. К концу марта заболевших было уже 132 человека.
Поначалу Мария не понимала, с чем придется иметь дело, — по словам девушки, она предполагала, что просто придется носить больше «защиты».
«Сейчас многие пациенты даже не встают, испытывают головные боли, у них температура и одышка. Все происходит молниеносно. Ты спрашиваешь, как пациент себя чувствует, он отвечает, что все замечательно, измеряешь температуру, а там 40°. Снимки легких выглядят с каждым днем хуже, через три дня легких вовсе нет, они в обструкциях, которые все забивают, нарушая кислородный обмен».
Сами врачи, по словам Марии, за себя не переживают и смирились с тем, что могут заразиться. Девушка объясняет это так: если все станут бояться, то кто же будет лечить людей?
Однако есть проблема со средствами защиты.
«Ситуация такая: одноразовые маски мы носим 8 часов, при норме 2–4 часа. В конце смены мы сдаем маски, их стерилизуют и возвращают обратно. Они не чистые, но становятся стерильными, хотя пахнут и выглядят так себе».
Столкнулась клиника и с воровством — по рассказам Марии, из нее выкрали все дезинфицирующие средства. Теперь в Интернете их продают по 50 евро за маленький бутылек.
«После Пасхи у нас закончатся кители. В клинику регулярно приезжают врачи из института Коха и успокаивают, что самое главное — это мыть руки. Мы верим и продолжаем работать».
Виктория Валикова, врач-тропиколог (Уфа). В 2015 году 26-летняя девушка запустила проект Health & Help, который оказывает гуманитарную медпомощь в развивающихся странах. Сейчас это две клиники — в Гватемале и Никарагуа.
Виктория Валикова не понаслышке знает о том, каково это — работать и спасать жизни где-то очень далеко от дома. С коронавирусом работа клиник связана косвенно — в Никарагуа и Гватемале зафиксировано сравнительно немного случаев заболевания, но пандемия внесла коррективы в их работу и добавила проблем. Местные власти заняты профилактикой — введен комендантский час, а населению рекомендуется соблюдать режим самоизоляции.
«Наша главная проблема — логистика. Мы дружим с разными аптеками и фондами, получаем гранты, лекарства, расходники. Но сейчас мы не можем ничего ввезти из других стран, поэтому приходится все покупать в Гватемале и Никарагуа, но там цены очень завышены».
Законы Гватемалы обязали врачей закрыть клинику для приема — сейчас все медучреждения принимают только экстренных больных.
«Есть нюансы — например, нужно организовать два входа в клинику и две очереди, для температурящих и всех остальных. В очереди они должны сидеть с промежутком в полтора метра. Сложности возникают и при сборе анамнеза — у нас много нелегальных мигрантов. Мы пытаемся выяснить у больных, не приезжали ли к ним родственники, не выезжали ли они сами куда-то».
Изменения в режиме работы больницы не могли не сказаться на пациентах. По словам Виктории, многие жители буквально зависимы от врачей.
Фото: Камиль Айсин
«У нас много больных с инсулинзависимым диабетом. Когда клиники закрыли, мы стали выдавать больным запас лекарств, чтобы пациенты не нарушали режим самоизоляции. А еще для того, чтобы не покупали таблетки поштучно на улицах, на рынках и в других местах — да, здесь такое возможно. Здесь есть дети, у которых постоянные припадки, люди с диабетом, люди с высоким давлением, те, кого мы выводили из гипертонических кризов, — мы их не можем оставить без лекарств».
Ограниченный прием делает чуть безопаснее и работу самих врачей — если они заболеют, то могут, во-первых, заразить других, а во-вторых, остановится работа всей клиники.
«У нас есть все средства защиты — маски, одноразовые халаты, перчатки, но проблема в том, что все это заканчивается. Если будет большой поток пациентов, то этого не хватит».
Не все представители медицинского сообщества разделяют возросшее сейчас восхищение врачами. Блогер Игорь Артюхов (Telegram-канал «Медицинская Россия») видит в этом лицемерие и погоню за лайками.
«В интернете разлетаются фоточки, где медработники фотографируются после дежурства с напрочь «убитым» лицом и кровавыми на нем бороздами от ношения респираторов. Пациенты в восторге — мол, смотрите, как героически врачи сражаются с новой «чумой», не жалея себя.
Но в самих этих фотографиях ничего хорошего нет — такие снимки означают, что медработникам не хватает рук, что врачи гробят свое здоровье из-за дефицита кадров и непомерной нагрузки, а главное — делают это не потому, что им так захотелось, а потому, что не осталось другого выбора».
В беседах на условиях анонимности несколько медиков отметили — ставить под угрозу собственные жизни не хочется, хочется просто делать свою работу в нормальных условиях:
«Если, например, пожар или какая-то другая чрезвычайная ситуация и ребенок в опасности, я могу рискнуть, но нам это запрещено, так как я могу помешать спасателям, — говорит врач скорой помощи Оксана. — А вот если дело касается взрослых и различных инфекций, то извините: я не Супермен, и жизнь у меня одна. Заражаться я не хочу, потому что никто меня лечить и оплакивать, кроме близких, не будет. Государству мы не нужны, мы расходники. Мы нужны только себе и своей семье. Так что я только за профессиональные подвиги, а самопожертвований лучше не надо».
Это мнение разделяют в профильных пабликах, на сайтах и Теlegram-каналах — ресурсах, где общаются реальные врачи.
Юлия, медсестра из Твери: «Я не могу понять, сейчас моя зарплата еще больше снизится, а мне нужно платить ипотеку, рожать детей, что-то есть. А за что я должна рисковать своей жизнью ради людей, которые меня ненавидят и ставят ниже себя?»
Наталья Зельдина, специалист сектора развития многопрофильного стационара в Петербурге: «Количество жалоб на врачей сейчас выросло в разы, вопреки утверждениям президента о том, что “каждый день подтверждает силу и сплоченность нашего общества”. Не осознали, ох, не осознали…»
Наталья из Перми: «Если статус врача опустили ниже плинтуса, то статус медсестры хуже, чем у бомжа, и отношение такое же!»
При этом некоторые медики отмечают — напуганные коронавирусом граждане стали лучше относиться к врачам.
«Народ стал потише на приемах. Раньше некоторые открывали пинками двери, с истериками не давали заниматься тяжелыми больными, разыгрывали целые спектакли», — рассказывает сотрудница одной из петербургских больниц Мария.
Комментарии