Фишка России — Баргузин
Что такое «баргузин»? Правильных ответов много. Это и географическое название, причём и реки, и посёлка. И марка машины, и тип речных судов, а ещё наименование животного и ветра. Слово многозначное, а сама история долины реки Баргузин, с которой всё началось, очень богатая. И через неё легко узнать много фактов о прошлом всей страны и её известных представителях: о пушной и золотой лихорадке, о народных восстаниях и переселениях. И даже о Пушкине.
Текст и фотографии: Анна Афанасьева (если не указано иное)
В рубрике «Фишки России» мы повествуем о вещах и явлениях, которые с высокой вероятностью встречаются именно, а иногда и только у нас. Без них было бы не обойтись, если бы мы захотели открыть Музей российского настоящего. Это и квашеная капуста, и баня, и медведи, и берёзы.
Спасо-Преображенский собор в Баргузине помнит и каторжан, и
политических ссыльных, и золотоискателей, и белогвардейцев
Сначала про географию. Баргузин — село в Бурятии в Забайкалье, на берегу одноимённой реки и в одноимённой долине, над которой высится одноимённый хребет.
Теперь про зоологию. В этих горах, но не только тут, а ещё в разных местах в сибирской тайге и на Урале, обитает соболь-баргузин. Это один из пары десятков подвидов соболя, самый мелкий из всех. Но с очень ценным мехом, чаще чёрного или коричневого, но изредка светлого окраса.
Наконец, про автостроение и всё остальное. В честь зверька назван самый компактный микроавтобус ГАЗ-2217 из серии малотоннажных грузовых автомобилей, фургонов и микроавтобусов «ГАЗ Соболь» производства Горьковского автомобильного завода.
Впрочем, микроавтобус достаточно тяжёлый (минимальная снаряжённая масса 2180 килограммов), так что ветры озера Байкал, в том числе баргузин, ему на суше не помеха. Но вот суда в центре озера от этого идущего поперёк озера с северо-востока холодного воздушного потока страдают веками. Кстати, слова песни про него:
«Славное море — священный Байкал,
Славный корабль — омулёвая бочка.
Ну, баргузин, пошевеливай вал,
Плыть молодцу недалёчко!»
А ещё вот про что. С конца семнадцатого века Забайкалье было местом ссылки. Каторжане, чей труд использовали на местных заводах, в попытках обрести свободу приспособили для побега даже бочки для рыбы.
Среди сосланных сюда арестантов были и политические, например, декабристы. На кладбище в Баргузине есть надгробие, на котором начертаны строки Александра Пушкина:
«Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье.
Не пропадёт ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье».
Это могила одного из тех, кому поэт и адресовал стихотворение — декабриста Михаила Кюхельбекера, который провёл тут вторую половину своей жизни. Какое-то время здесь жил и его брат, Вильгельм — ближайший приятель Пушкина в лицейские годы, известный по кличке Кюхля, про их дружбу есть даже одноимённый роман Юрия Тынянова. Вот такие хитросплетения судеб. А теперь обо всём подробнее.
Декабристы в огороде
«Знаете, что это? — житель Баргузина Леонид Будунов снимает с гвоздя в стене сарая ржавые кандалы? — Вот эти строгие. Цепь коротка. В них не то что ходить, даже стоять не очень удобно. А вот ещё одни. Сами колодки тряпками обмотаны. Потому что натирали. Такая вот у нас тут история».
У Будунова частный музей. И кандалы — его экспонат. Как и ещё сотни вещей, висящих на гвоздях рядом и хранящихся внутри дворовых построек. Тут и сохи с серпами, и фотоаппараты с радиоприёмниками — от первых громоздких до самых современных, и каменные орудия, и виниловые пластинки. Будунов музеефицирует быт обитателей Баргузина и окрестностей.
Свою коллекцию Леонид Будунов хранит внутри хозпостроек и снаружи —
по стенам. А его особая гордость — медаль и грамота за участие в
поисках могилы венгерского поэта Шандора Петёфи
«Отдалённость Баргузина от сибирских центров экономической и культурной жизни и суровый климат снискали ему печальную славу „ссыльного места“. В этом качестве он использовался ещё в семнадцатом веке, почти сразу после основания, — это взгляд на Баргузин социолога Татьяны Бреславской и историка Лилии Кальминой (статья „Городская „биография“ Баргузина: типичная нетипичность“). — Впоследствии Баргузин стал средоточием политической ссылки».
Почему ссылали в Баргузин? (Хотя не только в Баргузин. В Сибирь и во всё Забайкалье, конечно.) Причин несколько.
Во-первых, потому что и правда далеко, как пишут выше исследователи. Вот факт. Сын старейшины Баргузина и, кстати, знакомый Михаила Кюхельбекера, а в будущем бурятский просветитель Сахар Хамнаев ездил в столицу. Он выехал из дома 2 сентября 1832 года и вернулся 11 мая 1833 года. Отправить подальше — вполне логичное решение в те времена, ведь это разрывало общественные связи. Это работало как для обычного криминала, так и для политических заключённых. В густонаселённом городе было проще найти подельников для преступления и антигосударственных единомышленников.
Кстати, одна из версий происхождения названия «Баргузин» как раз про это. Мол, эти земли населяло когда-то племя баргутов — и это от слова «барга», которое в некоторых бурятских диалектах имеет значение «глушь, глухомань, окраина».
Во-вторых, потому что в глуши не было минимальных бытовых удобств. И люди были вынуждены искать себе пропитание и бороться за существование. Но это, конечно, работало в первую очередь против политических ссыльных, которые, как правило, были знатных фамилий.
Первыми «политическими» в Баргузине оказались братья Кюхельбекеры. Младший, Михаил, приезжает в Баргузин в 1831-м. Позади у него шесть лет тюрем и каторги — в Петропавловской и Выборгской крепости и в Читинском остроге, потом на Петровском заводе. В город он прибывает уже без кандалов. Их с декабристов сняли ещё в Чите в конце 1828-го. Да и вообще он тут почти свободный человек, хотя ещё несколько лет остаётся под надзором.
Михаил Кюхельбекер. Фото
wilkimedia/Общественное достояние
Чем он занимается в Баргузине? Выживает. Сначала его поселили в доме местных жителей Токаревых, потом он строит свой дом, точнее сказать небольшой домик, и устраивает личную жизнь — женится на дочери Токаревых Анне. (У него с ней родятся шесть дочерей.) В борьбе за жизнь он активен. С одной стороны, огородничает. Причём пытается выращивать то, что тут раньше и не видали. Хотя орудия у него самые примитивные. В музее Будунова все эти изготовленные вручную здешними обитателями плуги и бороны представлены в достатке. С другой, занимается скотоводством — причём и сам пытается внедрять передовые на тот момент технологии, и жителей Баргузина им обучает. С третьей, учит местное население грамоте, создаёт библиотеку (в 1844-м при его участии в городе даже появится приходское училище). Причём всё это бесплатно. А ещё организует что-то вроде аптечного пункта с набором доступных в то время лекарств первой необходимости.
Всё это в Баргузине второй трети девятнадцатого века до его появления отсутствовало. Хотя с 1783-го он почти 40 лет был уездным городом. При Михаиле Кюхельбекере уезд уже упразднили, но городской статус остался.
История, когда сосланный в глубинку носитель знаний, способствует резкому развитию этой глуши, не единственная. Многие отправленные в ссылку в Сибирь декабристы оказались для мест, в которые попали, двигателем прогресса. Например, уже упомянутая Чита после их прибытия в конце 1820-х несказанно расцветает. Ещё пример не про декабристов, но тоже про Бурятию — старообрядцы, которых на поселение в окрестности Улан-Удэ определила Екатерина II, научили здешних жителей, преимущественно кочевых скотоводов, земледелию и огородничеству. Но про старообрядцев речь пойдёт ниже.
Вот и Бреславская и Кальмина поясняют: «По закону „государственные преступники“ не имели права на „интеллектуальные профессии“, но местная администрация при недостатке образованных людей среди старожилов позволяла ссыльным заниматься преподавательской деятельностью и иметь медицинскую практику. В этом плане Баргузин тоже не выбивался из ряда других сибирских городов. Если для центральной власти самым важным было карательное значение ссылки, региональная рассматривала её в первую очередь как способ заселения края и преодоления дефицита трудовых ресурсов. Фактически политическая ссылка составляла культурную элиту города».
В 1836-м в Баргузин по завершении срока каторги прибывает старший брат Михаила Кюхельбекера Вильгельм, тот самый Кюхля. Он в отличие от брата настроен скорее пессимистично. Особой любви к месту и людям, его населяющим, не питает. Хотя и попадает сюда на всё готовое — и даже селится поначалу в доме с Михаилом и его женой.
Вот что Вильгельм рассказывает про город в письме Пушкину. «Нравы и обычаи довольно прозаические: без преданий, без резких черт, без оригинальной физиономии. Буряты мне нравятся гораздо менее кавказских горцев: рожи их безобразны, но не на гофмановскую стать, а на стать нашей любезной отечественной литературы, — плоски и безжизненны. Тунгусов я встречал мало: но в них что-то есть; звериное начало (le principe animal) в них сильно развито, и, как человек-зверь, тунгус в моих глазах гораздо привлекательнее расчётливого, благоразумного бурята. Русские (жаль, друг Александр, — а должно же сказать правду), русские здесь почти те же буряты, только без бурятской честности, без бурятского трудолюбия. Отличительный порок их пьянство: здесь пьют все, мужчины, женщины, старики, девушки; женщины почти более мужчин». (Из письма от 12 февраля 1836 года.)
Баргузин сегодня
Но и Вильгельма можно понять. Он-то сравнивает всё с Петербургом. Там на момент восстания декабристов больше 424,7 тысячи жителей и больше 6000 домов, треть из которых каменные. А в Баргузине с населением человек в 300 к этому моменту одна каменная постройка — Спасо-Преображенский собор, его возвели двумя годами раньше, в 1834-м, на средства купцов Черных. Дома, а их не больше 70, все деревянные, улицы города вытянуты вдоль одноимённой реки Баргузин.
Вильгельм Кюхельбекер. Фото
wilkimedia/Общественное достояние
Вильгельм в Баргузине занимается тем, что редактирует написанный Михаилом страноведческий «Краткий очерк Забайкальского края», устраивает личную жизнь — женится на дочери почтмейстера. Ещё он вроде бы преподаёт с братом грамоту местным и активно пытается заниматься творчеством. Он очень страдает, что столичные издания его не публикуют, не помогает даже заступничество Пушкина. А всё потому что он осуждён за участие в восстании декабристов и по-прежнему в ссылке. Через несколько лет Вильгельм уедет с женой в Акшу, потом в Курган, а закончит дни в Тобольске.
Михаил так и останется в Баргузине и будет похоронен на местном кладбище.
С могилой Михаила Кюхельбекера на Старом баргузинском кладбище всё
сложно. Место захоронения теряли, потом нашли. А на плите указан
неправильный год смерти — 1858-й вместо 1859-го
Влияние политических осуждённых на городские нравы в Баргузине не останется незамеченным. В 1878-м тут окажется, тоже в ссылке, революционер Николай Тютчев, дальний родственник поэта Фёдора Тютчева. И он уже отметит: «С первых дней Баргузин поразил своей крайней любезностью». А вот материальному обогащению города и жителей, а также появлению в нём технических новинок поспособствуют не только и не столько они. Об этом дальше.
Золото: жёлтое, белое, мягкое
Современный Баргузин, конечно, побольше, чем тот, который застали Кюхельбекеры. Население, по данным переписи 2021 года, около 5000 человек. Каменных домов тоже прибавилось. Но и деревянных ещё много. А вот асфальта в Баргузине явно недостаточно.
В новой части города, где магазины, три аптеки и две больницы,
асфальт кое-где ещё встречается. А ближе к реке, в исторической
части (на фото), куда-то пропадает
С сохранением истории у Баргузина в конце двадцатого и двадцать первом веке трудно. Да, есть музей Будунова, есть ещё краеведческая экспозиция в местной школе. Но ни один из домов, где жили Кюхельбекеры, — а их было три, не сохранился. В 1934-м сгорела большая постройка с мезонином на улице Дзержинского, где Михаил с женой провели большую часть жизни, в том числе последние годы. Потом, в 1957-м, разобрали дом на Красноармейской, который Михаил строил вскоре после своего приезда в Баргузин и делил с братом Вильгельмом в 1836-м. На этом месте теперь камень неправильной формы с надписью «Здесь жили декабристы М. К. и В. К. Кюхельбекеры». За ним — широкая Баргузинская долина. Дом семьи Токаревых, к которым сначала в 1831-м определили ссыльного Михаила на постой, был где-то рядом, его разрушили в 1983-м.
На Красноармейской улице ещё стоит, но в аварийном состоянии, двухэтажный деревянный дом с колоннами купца первой гильдии Ивана Черных. Михаил Кюхельбекер дружил с хозяином и его братьями Николаем и Константином, и, вероятно, мог бывать у них. На той же улице цел и Спасо-Преображенский собор, постройку которого купцы оплатили. В годы советской власти он, конечно, был разорён и использовался под автомастерскую, но сейчас реставрируется.
В особняке купцов Черных с 1904-го и по 1987-й размещались разные
банковские учреждения. Сейчас дом взят под охрану государства и
тихо разрушается
«Хотя бы скот у нас тут не держали», — рассказывает прихожанка, которая продаёт свечи и книги в церковной лавке. На вопрос о предках она не смущается: «Были старообрядцами, сюда, за Байкал, бежали, как и многие такие».
В Спасо-Преображенском соборе Михаил Кюхельбекер венчался с женой
Анной. Дом, где одно время жил с ними и брат Вильгельм, был по
соседству. Сейчас на его месте — памятный знак
Старообрядцы — ещё одна страница истории современной территории Бурятии. В Забайкалье они начали появляться с середины восемнадцатого века — это были вынужденные, по решению российских властей, переселенцы из Речи Посполитой, сегодня это Белоруссия. Но в основном староверы — тут их ещё называют «семейские», осели южнее и восточнее Улан-Удэ. Так, старообрядческая община до сих пор внушительная в селе Тарбагатай — соблюдает традиции, организовала туристический центр, где устраивает представления и накрывает столы со штями (так у них называют щи) для туристов.
Те, кто выбрал Баргузинскую долину, в основном тоже принялись за земледелие, а ещё охотились и работали на предприятиях, которые организовала тут другая религиозная и национальная община. (Она же взяла на себя и управление финансовыми потоками.)
Когда в середине 1830-х Михаил Кюхельбекер затевает на Третьей улице в Баргузине (сегодня улица Дзержинского) строительство просторного дома для растущего семейства, подпол ему роет ссыльный еврей Хаим Новомейский. По крайней мере, есть такая легенда в некоторых источниках.
Местом еврейской ссылки Забайкалье вместе с Якутией становится как раз в эти годы. К концу девятнадцатого века более трети населения города и окрестностей будет из числа еврейских переселенцев и их потомков. Причина ссылать сюда всё та же — подальше от людей и связей. А ещё — от денег. Так Баргузин получит славу самого еврейского города Забайкалья и сибирского Иерусалима.
Хаим Новомейский отправлен в ссылку за помощь польским борцам за независимость от Российской империи во время восстания в 1830–1831-м. До Баргузина, по этапу, он с семьёй идёт пешком четыре года. А по прибытии берётся за любую работу. Так что и про подпол вполне может быть правдой. Потом он торгует рыбой и постепенно выбирается из нищеты.
Ну а в 1840-х в Баргузин приходит золотая лихорадка. Это, кстати, случается раньше, чем на Аляске. Но и поиски ценного металла тут стартовали загодя — экспедицию снарядили ещё в 1831-м.
И вот на реке Витим (современный Баунтовский район Бурятии, соседний с Баргузинским) обнаруживают россыпное золото. И на прииски устремляются желающие быстро заработать. Это период расцвета для города. Его население растёт, купцы богатеют. В 1860-е больше 10 процентов населения Баргузина заняты добычей полезных ископаемых. Это высокая для Бурятии цифра.
Новомейские, как и другие деятельные люди из ссыльных, быстро осознают перспективы. Сын Хаима Новомейского Абрам уже в 15 лет в 1868-м вместе с отцом подключается к золотодобыче. Сначала он поставляет старателям продовольствие, а потом, подзаработав на торговле — золотодобытчики платят щедро, постепенно арендует и скупает у них участки приисков и берёт дело в свои руки.
На накопленные деньги он позднее выкупит дом уже умершего Михаила Кюхельбекера — тот, где его отец мог рыть подпол. Впрочем, и торговлю он не бросает. В коллекции у Леонида Будунова металлическая банка из-под чая, бренд читается чётко, несмотря на ржавчину: «А. Х. Новомейский».
Новомейские поднялись на торговле — сначала рыбой, потом самым
разным продовольствием. А уже потом стали вкладываться в
золотодобычу
Второй известный золотопромышленник конца девятнадцатого века в Баргузине — тоже из еврейской общины. Это Яков Фризер. Абрам Новомейский ему дядя по матери. История его семьи легла даже в основу книги «Золотые россыпи баргузинской тайги» исследователя Инны Коваленко. Там и кровь, и смерть, и тайники в заброшенных шурфах. На приисках в 1890-е Яков сделает себе имя и состояние, а также обретёт славу удачливого предпринимателя и любимца фортуны, когда не только обнаружит новые россыпи, но и собственноручно задержит бандитов, которые похитят у его людей добытое золото. Но в историю Баргузина он вписан ещё и как крупный меценат, который, например, участвовал в создании местной библиотеки. Жаль, Михаил Кюхельбекер, этого уже не застанет.
Тем временем у Абрама Новомейского подрастает сын Моисей. Он появился на свет в том самом доме Кюхельбекера, и его отец, уже купец первой гильдии, оплачивает ему образование горного инженера в Германии — очень в конце девятнадцатого века престижное и дорогое. Моисей Новомейский возвращается в Баргузин с багажом знаний и находит альтернативу жёлтому золоту. На Алгинском озере в 40 километрах от Баргузина он начинает добычу глауберовой соли. Этот минерал необходим в стекольном производстве, так что приносит поставщику значимый доход. Под Баргузином её запасы богаты.
В Баргузине огромное по меркам заштатного города еврейское
кладбище. И на нём сохранились захоронения семьи Новомейских (фото
справа вверху)
После революции 1917 года Новомейский-внук уедет работать на Мёртвое море, а потом фактически выстроит с нуля химическую промышленность в Израиле. Но пока он в Баргузине, он также развивает и семейные золотые прииски: модернизирует производство — в 1912-м выписывает из Лондона первую в Забайкалье драгу. Доставка занимает два года: по морю до Енисея, потом по воде в Красноярск. Следом по железной дороге в Иркутск, снова по воде через Байкал и вверх по течению реки Баргузин. В 1914-м последний отрезок — от Баргузина по тайге и бездорожью её в разобранном виде тянут лошади.
Просто совпадение, но в том же 1914-м в Баргузин приезжают учёные мужи — государственная зоологическая экспедиция, которой поручено провести оценку и перспективы восстановления в регионе поголовья местного подвида соболя. Дело в том, что мягкая рухлядь, то есть пушнина из Сибири, — с шестнадцатого века одна из главных статей российского экспорта и источник пополнения казны. Но к началу двадцатого века многие обладатели ценного меха на грани истребления или уже исчезли.
Баргузин сегодня
А ведь с пушнины история Баргузина как раз и началась: в 1648 году енисейский казачий атаман Иван Галкин ставит на реке Баргузин одноимённый острог — для сбора ясака, то есть натурального налога, в основном пушниной, который платят народы Сибири в российскую казну. Острог расстраивается, спустя сто лет внутри и у его стен проживают уже около 100 человек. С 1775-го Баргузин официально город, а ещё восемь лет спустя центр уезда. Население живёт лишь отчасти земледелием, которое тут на каменистых почвах затруднено, а в основном рыболовством и охотой. Не зря на гербе города белка — главный промысловый зверь здешних мест.
Соболя тоже добывают тогда. Он — самый ценный товар в многообразии здешнего мягкого золота. Мех у зверьков более гладкий, чем у других куньих, а волос частый и густой. И главное — тёмные шкурки за счёт вкрапления светлых волосков отливают серебром. Но поначалу здесь, в Баргузинской долине, его добычу ведут немногочисленные местные.
Проблемы у баргузинского соболя начинаются примерно тогда же, когда и у декабристов. Ну может чуть позже. Он тоже вынужден бороться за выживание в этих краях. А всё потому что в девятнадцатом веке с ростом населения Баргузинской долины увеличивается и число охотников. К тому же теперь они хорошо вооружены — спасибо техническому прогрессу.
Это подтверждает в отчёте той зоологической экспедиции 1914-го её руководитель Георгий Доппельмаир: «Соболиный промысел по северо-восточному берегу озера Байкала — в „Подлемории“, разведан крестьянами русских деревень, раскинутых по долине реки Баргузина, сравнительно недавно, лет 40–50 тому назад. К этому времени относятся первые заходы артелей русских соболевщиков в протянувшийся вдоль берега Байкала Подлеморский промысловый район, резко ограниченный с запада громадным пространством озера-„моря“, а с востока трудно проходимым скалистым гребнем Баргузинского хребта».
Результат предсказуемый и плачевный: в момент работы экспедиции в долине Баргузина едва ли живёт больше 30 особей соболя. И российские власти принимают решение создать охраняемую территорию для восстановления его поголовья. Он открывается в январе 1917-го. И это первый в истории России заповедник. Он существует и сегодня. И поголовье соболей в нём сейчас больше в сотни раз.
Рядом с Михаилом Кюхельбекером похоронен один из основателей
Баргузинского заповедника Зенон Сватош. На его надгробии —
баргузинский соболь
К селу от города
«Развитие сибирских городов имело свои особенности, связанные со специфическим местом Сибири в России: частично русской, частично национальной окраины, колонии в экономическом смысле, районе преимущественного развития капитализма вширь. Практически все они, начавшие свою историю как укреплённые пункты на пути русской колонизации на восток, впоследствии либо расцветали, превращаясь в полноценный город, либо, напротив, в силу разных обстоятельств утрачивали своё значение», — справедливо замечают авторы статьи «Городская „биография“ Баргузина: типичная нетипичность».
Во втором десятилетии двадцатого века Баргузин уже не глушь. Тут и золото, и промышленность. Есть за что сражаться. И с 1917-го Баргузинская долина — арена борьбы за власть: красные, потом белые — семёновцы и каппелевцы. В музее у Леонида Будунова есть деревянный совок, которым на мельнице засыпали зерно. В его основании застряла пуля — привет из тех горячих времен. «Тогда ведь повсюду тут стреляли», — комментирует он.
В конце 1920-х наступает затишье — и политическое, и экономическое. А за ним следует и упадок. Железная дорога обходит город стороной, он оказывается удалён от всех торговых путей. И в 1927-м Баргузин официально превращается в село.
Но хочется верить, что это затишье спустя сто лет снова обернётся лихорадкой — на этот раз туристической. Баргузин внесён в список исторических поселений России. Когда-то в эту глушь ссылали людей, которые в итоге много сделали для её развития. Тут сошлись многие вехи российской истории. Вдруг интерес к ним побудит путешественников массово отправляться сюда по своей воле.
Из дневника Моисея Новомейского: «Если бы однажды какому-нибудь
самолёту пришлось сделать в Баргузине вынужденную посадку, то
пассажиры вряд ли догадались бы, где они находятся. Они вполне
могли бы вообразить, что внезапно очутились в Альпах — в
швейцарском Энгадине или французской Савойе. Тот же пейзаж —
вершины и пики самых причудливых очертаний, с шапками вечных
снегов, леса по склонам и приткнувшийся к подножию гор городок.
Живописный бурливый ручей делит город на две части, с одного берега
на другой перекинут простой деревянный мост. Ручей впадает в
полноводную реку — тоже Баргузин, которая берёт своё начало в
четырёхстах километрах от города и сорока семью километрами ниже
впадает в Байкал…»
Комментарии