Стать ветеринаром, а потом биологом Анастасия решила, потому что очень хотела изучать жизнь китов. И профессия позволяет ей сочетать приятное с приятным — научную деятельность с постоянными путешествиями. А ещё она гид и фридайвер.
Герой: Анастасия Куница, биолог, специалист по морским млекопитающим
Фотографии: из личного архива Анастасии
Текст: Софья, пишущий путешественник
Сейчас мне 30 лет, но всё время, сколько себя помню, я хотела заниматься животными. К 16 годам моя страсть конкретизировалась, и я пришла к изучению китообразных. Но тогда я ошибочно думала, что мне одна дорога — в ветеринарию. И после школы я поступила в институт имени Скрябина на специалитет по ветеринарии. Оказалось, что жизнь морских животных по большей части изучают биологи. Так я после получения специалитета по ветеринарии попала в аспирантуру биологического факультета МГУ, где сейчас пишу кандидатскую на тему серых китов на Сахалине.
Мне очень повезло в МГУ с научным руководителем, который во время учёбы брал меня в научные экспедиции: я один раз выехала с вузом на Сахалин, потом второй, третий — и вот меня уже вообще нет дома.
Дорогу я любила всегда. Возможно, это потому что с семьёй часто путешествовала в 1990-е, когда делать это было не так-то просто. Но я не стремилась выбрать профессию, которая предполагает движение. Жизнь сделала мне большой подарок. Я много бываю на морях в экспедициях, а ещё в крупных городах по всему миру на профессиональных конференциях. Чаще всего я, понятное дело, оказываюсь в Архангельской области, на Дальнем Востоке, много работаю в Арктике. Но ещё я летала в Америку, Дубай, Испанию, на Мальдивы и Шри-Ланку. По России тоже удалось попутешествовать, в основном по центральной части.
А ещё я бывала на Шпицбергене — это норвежский остров между северной частью Атлантического океана и Северным Ледовитым океаном. Оказаться там было моей большой мечтой, она осуществилась — я поехала в экспедицию по наблюдению за морскими млекопитающими.
Горбатых китов я впервые увидела в Мексике. Ребёнком я оказалась в туристической поездке с родителями. И случилась, можно сказать, любовь с первого взгляда. Я поняла, насколько они крутые. Мне стало очень любопытно, как они живут, что они делают там, под водой. Правда, с возрастом я осознала, что та встреча была не совсем экологичной. Наша группа на четырёх катерах загнала маму с больным китёнком, которого она держала на плавнике, в кольцо. Так делать ни в коем случае нельзя, это очень большой стресс и опасность для жизни животных. Сейчас я и мои коллеги ведём просветительскую деятельность. Например, читаем лекции на тему правильного общения с китами.
Как правильно наблюдать за китами
Туристические суда очень часто преследуют китов, подплывают к ним слишком близко. От этого животные нервничают. Важно понимать, что наблюдение за животными в естественной среде не является экологичной альтернативой океанариумам. Понятно, что далеко не все намеренно приносят китам вред. Просто моряки и туристы не знают, как правильно.
Вот эти правила важно соблюдать.
1. Держать дистанцию. Чем больше расстояние между лодкой и животным, тем лучше.
2. Контролировать скорость. Чем ближе лодка к киту, тем медленнее она должна двигаться. Иногда киты сами проявляют интерес и подплывают ближе, тогда нужно останавливать мотор.
3. К одной группе китов направлять не более чем одну лодку. К сожалению, часто ситуация обратная: на одного кита смотрят с нескольких лодок.
4. Не преграждать китам путь лодкой, не заходить в центр группы животных. Ни в коем случае не разделять мам и детёнышей. Судно в идеале должно стоять параллельно китам, а не со стороны головы или хвоста. Киты должны чувствовать, что могут легко уплыть.
5. Не кормить животных.
6. Не пытаться потрогать животных.
7. Не утомлять животных присутствием. Комфортное время для них 10–15 минут. Если лодка рядом дольше, то стресс у китов с каждой минутой выше.
8. Оставаться гостями. Важно помнить, что люди вторгаются в жизнь китов, в их личное пространство. Это как если бы группа туристов без спроса пришла к вам домой, начала следовать за вами по пятам, пытаться потрогать. Вряд ли вам было бы это приятно.
Эти правила должны знать не только капитаны судов или организаторы наблюдения, но и сами путешественники. Ведь часто инициатива подплыть поближе или побыть подольше идёт именно от них.
Я поступила в аспирантуру МГУ и впервые отправилась на Сахалин. Там я вместе с научной группой присоединилась к Russian Grey Whale Project, проекту, который занимается изучением серых китов. Ему уже больше 20 лет, и я рада, что поучаствовала в нём.
Перед той поездкой я читала много статей, выбирала область исследования. Но оказалось, что нужно было готовиться не только к научной работе, но и к достаточно суровым бытовым условиям.
Мы с группой учёных-океанологов прилетели в Южно-Сахалинск, оттуда на поезде доехали до посёлка Ноглики, где закупили продукты на следующие два с половиной месяца. Меня как единственную девушку сделали ответственной за провизию, хотя я не понимала, сколько точно нужно продуктов и каких. Например, я боялась выбрать не ту тушёнку, ведь поменять её на другую возможности не будет. (Совет: если что, берите армейскую, не прогадаете.)
В итоге я набрала много консервов: овощных, рыбных. Также помню, что мы взяли какие-то детали для лодочного мотора, материалы для починки дома, так как жить предстояло на заброшенном маяке. В конце концов мы погрузились в ГАЗ-66 и двинулись дальше. Примерно через три часа мы остановились на границе цивилизации — у продуктового магазина посреди ничего. Купили там кофе и пирожки, попрощались с людьми и поехали почти на самый север Сахалина, к маяку Пильтун.
Мы добрались до заброшенного дома маячников. Машина выгрузила нас и уехала. Раньше маяк обслуживало несколько семей, но сейчас надобности в этом нет, поэтому там остался только один мужчина. Он занимает половину дома, наша группа занимает другую половину.
Дом топится углём. Часть окон, когда мы там оказались, была разбита, и мы их чинили. В нашей части три комнаты: мужская, женская и общая. Все спят на деревянных нарах. По сути, это доски без матраса. На них я положила пенку и спальник. Если бы знать, можно было запастись надувным матрасом. Из вещей с собой немного, только самое необходимое, как будто ты собрался в поход. Вот так предстояло прожить два с половиной месяца.
В нашей научной группе обычно 5–8 человек. Мы пользуемся надувной лодкой, потому что чем меньше плавсредство, тем лучше для китов. Обычно в первые сутки после приезда готовимся к выходу. На вторые уже идём в море. Погода иногда мрачная — сильный туман, как в фильме Silent Hill.
Помню, что в самый первый выход я всё время смотрела на своего научного руководителя, потому что не знала, что нужно делать, что меня вообще ждёт. И вот мы идём и видим фонтаны над поверхностью воды. Подходим ближе, я берусь за фотоаппарат. Тут нужно сказать, что научная деятельность совсем не похожа на то, как многие её представляют. Около 90 процентов времени я наблюдаю китов через объектив. Моя задача — собирать информацию о популяции, фиксировать изменения. Киты отличаются окрасом, что позволяет их распознавать, просто наблюдая.
Так вот, когда я в первый раз увидела в экспедиции китов, я о них совсем не думала. Я тогда боялась неправильно сфотографировать их, волновалась, что поднимутся волны или меня укачает.
Мы проводим на воде по 8–9 часов в день. Может показаться, что основная проблема — волны. Но на самом деле куда большая — отсутствие туалета. У меня выработалась идеальная норма потребления жидкости в экспедициях: полчашки кофе с утра и чашка чая в обед, иначе просто не выдержать. Мужчинам в этом смысле, конечно, проще, а мне приходится терпеть.
Что касается волн, то тут как повезёт. Меня в самом начале укачивало, потом привыкла. Бывает, что нужно просто «прикачаться». У меня есть студенты, которые в первую экспедицию с трудом долго оставались на воде. А на второй год организм уже им было гораздо легче. Постепенно наступает привыкание, и проблема решается. Организм очень адаптивный, нужно просто дать ему время и не ставить на себе крест.
Если очень просто, то сначала это работа в поле (то есть на воде), а потом обработка данных, описание исследований и написание статей, а также участие в конференциях и форумах, просветительская деятельность. Один из моих проектов, как раз про серых китов, заключается в том, чтобы следить за восстановлением популяции. Этот вид считается краснокнижным. Был момент, когда он почти исчез, но потом у берегов Сахалина нашли несколько особей, не больше 20. Мы начали исследовать, что влияет на их жизнь, как происходит их развитие. Сейчас мы насчитываем более 300 особей. Но это всё ещё безумно мало.
К берегам Сахалина часто приходят мамы с детёнышами. Для нас это удача, потому что мы можем взять биопсию, узнать их генетику, вычислить, кто с кем спаривается, чем они питаются, есть ли у них связь с другой популяцией.
Биопсия берётся арбалетом. Мы выпускаем специальную стрелу, она попадает в тело и отскакивает от него. Затем подбираем ее в воде. На конце остаётся небольшой кусочек с тканями и жиром. Звучит, может быть, страшно. Но эта процедура относительно безопасна для китов. Можно сравнить это с тем, как берут биопсию у человека из плеча — небольшой укол, неприятные ощущения после которого быстро проходят.
Некоторые учёные исследуют социальные связи китов: кто с кем общается и общается ли вообще. Благодаря таким многолетним наблюдениям нам известно, что у таких таких китообразных, как косатки или кашалоты — матриархат. Это очень круто — наблюдать, как киты слушаются своих бабушек. В общем, спектр работы большой: мы пытаемся изучать всё, что ещё не изведано.
Романтизм, к слову, в процессе работы сильно снижается. Это не значит, что я стала меньше любить китов. Но я стала смотреть на них как на объект исследования. Хотя бывают, конечно, красивые истории. Например, когда мы встаём на обед и киты сами одаривают нас присутствием. В этот момент не нужно делать фотографии или брать биопсию, можно просто ими любоваться.
Но нам как учёным нельзя идти на контакт с животными: трогать их или кормить. Даже если они сами проявляют интерес. Нам можно беспокоить китов только в научных целях — чтобы взять биопсию, например. У нас есть целый регламент. Мы снимаем процесс и отчитываемся. Кстати про трогать. Китам не нравится, когда касаются их плавников или других частей тела. Физический контакт с китами может стать для них серьезным стрессом. Заблуждение, что киты жаждут общения с людьми и хотят, чтобы их погладили. Желание потрогать — чисто человеческое и во многом достаточно эгоистичное. Животным это не особо нужно и скорее всего принесет вред.
Каких-то случаев нападения со стороны китов в моей практике не было. Они не агрессивные и не станут специально переворачивать лодку. Для них это примерно то же самое, как для идущего человека столкнуться с велосипедистом — бессмысленно или случайно. Человек же не будет кидаться на велосипед, потому что это может навредить им обоим. Так и кит будет стараться держаться от людей подальше. Иногда им нравится выпрыгивать из воды рядом с лодкой, но при этом они соблюдают дистанцию. В первую очередь для своей безопасности.
Да, киты очень любознательны, особенно подростки. На Сахалине у нас появился любимчик — кит Матвеюшка. Он подплывал к лодке справа и высовывал голову, смотрел правым глазом. Потом погружался и выныривал с другой стороны, смотрел левым глазом. В эти моменты даже у самых суровых специалистов внутри взрывались маленькие салютики. Это очень необычно — видеть голову кита, потому что гораздо чаще в процессе работы я вижу спину — фонтан — спину — фонтан.
Каждую экспедицию нужно рассматривать отдельно. У нас нет какого-то одного органа, который за всё платит. В один год это могут быть гранты от государства, в другой — от Российского географического общества. Частично затраты могут покрывать меценаты или фонды. Каждый раз нам приходится находить источники получения средств и складывать финансовый пазл. Это вообще отдельная большая задача — найти средства. Поэтому огромное спасибо научному руководителю, который занимается этим много лет и тратит на это много своего времени и сил.
Мой заработок — тоже своего рода пазл. Когда я еду как гид — это ещё один вид моей деятельности — сопровождать группы, которые отправляются наблюдать за китами, то получаю зарплату от туроператора. Когда участвую в форумах, то получаю гонорар от организаторов. Конечно, учёным очень хотелось бы иметь один понятный источник финансирования. Да, у них есть зарплата, она зависит от званий и заслуг. Но чтобы денег хватало на всё, пока нам приходится, скажем так, подходить творчески.
Китов часто рисуют летающими по небу, их образ используют в кино и мультипликации, они стали для людей кем-то вроде единорогов. Они такие же загадочные, недосягаемые и поэтому волшебные. На самом же деле киты ближе к пасущимся коровам, основные задачи которых — кормиться, размножаться и никого не трогать.
Киты — крупные морские млекопитающие, одни из самых больших существ на планете. Некоторые виды могут достигать 30 метров в длину и иметь вес более 150 тонн. Киты обитают в океанах по всему миру. Насчитывается более 80 видов китов, которые отличаются друг от друга размерами, образом жизни, местообитанием и поведением.
У китов разнообразный рацион в зависимости от вида. Одни питаются планктоном, фильтруя его из воды с помощью роговых пластин (китового уса), другие охотятся на крупных морских животных.
У некоторых особей наблюдается моногамия, в то время как у других происходит смена партнёров. Самка вынашивает детёныша около года, а потом ещё полгода или год кормит его молоком. В этот период детёныш и мама находятся в тесном контакте.
Киты — очень социальные животные с крепкими связями. При помощи эхолокации они общаются с сородичами, передавая, например, информацию о месте кормёжки.
К сожалению, некоторые виды китов находятся под угрозой исчезновения из-за различных факторов, таких как промысел, загрязнение океанов и изменение климата.
Думаю, людей манит неизвестность. Ведь мы действительно изучили далеко не всё. Например, мы до сих пор не можем в полной мере расшифровать их язык. Мы знаем, что у зубатых китообразных есть автографы — грубо говоря, имена. То есть прежде чем передать информацию, они называют своё «имя». Также есть набор сигналов, которые обозначают конкретные действия: опасность, еда. За рубежом есть проекты, которые используют искусственный интеллект для транскрибации звуков, но пока гигантских успехов там не наблюдается.
Китовое общение вообще принципиально отличается от того, что в человеческом понимании называется языком. У них другой уровень. Мы складываем буквы в слова, их во фразы и предложения. Язык китов проще сравнить с компьютерным кодом и символами 001001010. Только в случае с китами мы пока не можем понять строение языка и, соответственно, расшифровать их код.
Но нам точно есть чему у них поучиться. Например, семейной поддержке. У косаток суперкрепкие социальные связи. Они помогают друг другу воспитывать детёнышей, поддерживают в тяжёлых ситуациях. Например, если одна особь поранила хвост и снизила скорость, всё стадо начинает двигаться медленнее, а сородичи подкармливают ослабленного товарища. Они действуют едино. Мне бы хотелось, чтобы у людей такое поведение встречалось чаще. Чтобы мы поддерживали друг друга, были более сплочёнными. На примере косаток мне стало понятно, что так выигрывают все. Успех ближе и легче, когда есть поддержка.
Недавно я вернулась из Териберки, где в Баренцевом море изучала горбатых китов. По своей инициативе я погружалась без акваланга в холодную воду. Это уже мой второй опыт. В прошлом году мне удалось встретить китов, но они были на большом расстоянии. В этом они подошли очень близко. Причём по своей инициативе. И мне даже приходилось активно поработать ластами, чтобы отойти хотя бы на безопасные три метра. Однако тот самый волшебный контакт состоялся.
Тут важно сказать, что я не гналась за китами. Один кит сам проявил интерес и решил подойти поближе. Однако стоит помнить, что кит может совершенно случайно задеть плавниками или хвостом. А ещё он может просто не заметить человека, поэтому суперважно быть параллельно ему, то есть сбоку. И ни в коем случае не под, над, сзади или спереди.
Если вы захотите поплавать с китами, то выбирайте проверенных специалистов. Они должны уметь понимать поведение китов и не предлагать подплыть поближе, если те, например, бьют хвостом. Киты так делают, когда хотят выказать недовольство или агрессию. Они не стремятся ударить человека или лодку, они стараются отпугнуть. Но, опять же, совершенно случайно могут задеть.
В СССР в 1986 году был введён мораторий на китобойный промысел. Это значит, что наша страна стала частью Международной комиссии по промыслу китов и теперь не может добывать китовое мясо в промышленных масштабах. Вылов разрешён только малым коренным народам на Чукотке, где от возможности потреблять китовое мясо зависит выживание людей. И научным группам. В обоих случаях ведётся учёт и существуют квоты. То количество китов, которое добывается, не грозит исчезновением их популяции.
С промыслом в научных целях была другая проблема — китов вылавливали и незаконно продавали в аквариумы и океанариумы в Азию, в основном в Китай. Одно из громких дел — китовая тюрьма в бухте Средняя, наконец-то закрылась. Сам по себе научный промысел иногда нужен, чтобы, например, исследовать болезни. Но это в большей степени касается тюленей, а не китов.
Есть страны, которые пока не поддержали решение комиссии и продолжают вылавливать животных. Например, Норвегия (в рамках выделенных квот), Япония, Дания с их знаменитыми кровавыми берегами на Фарерских островах. (На Фарерских островах ежегодно проводится традиционная охота, известная как Grindadrap, в ходе которой жители островов ловят и убивают китов и дельфинов.) Киты — очень ценные с точки зрения ресурсов животные. Жир, мясо, кости, органы — всему есть применение в пище, кормах, удобрениях и косметике.
Думаю, что китобойный промысел — пережиток прошлого. Киты раньше действительно считались плавучим золотом. Но теперь в них такой нужды нет, появилось много веществ, аналогичных природным, которые проще синтезировать, чем добыть. Те же японцы, например, используют в основном мясо и жир. Остальное просто выбрасывают.
Самая известная точка у нас — Камчатка. Там много косаток, есть и горбатые киты. Там же находится и научная база. Ещё одно место на Дальнем Востоке — Шантарские острова. Основной сезон — лето. Зимой можно найти китов на Кольском полуострове, в районе Териберки. Но там группы китов мало изучены, мы пока мало знаем про их миграцию. В прошлом году они там были, в этом тоже есть. Будут ли следующей зимой, пока неизвестно. Ещё советую обратить внимание на Архангельскую область, на Соловецкие острова. Летом туда приходят белухи для социализации друг с другом, поэтому их там часто очень много. И Чёрное море — это точка для встречи с дельфинами. Их можно увидеть даже с берега, а иногда — поплавать с ними на сапах.
Что касается туроператоров, я советую спрашивать, как именно устроено наблюдение за китами. Можно почти сразу понять, стараются ли вам продать тур или всё же компания придерживается экологичного подхода.
Иногда меня приглашают проводить такие вылазки. Когда я работаю гидом, я становлюсь проводником в мир китов. Моя задача — не просто найти и показать животных людям, но и рассказать об их жизни, о том, чем они заняты. А ещё о природе и других живых организмах, которые находятся рядом. Если, к примеру, нам встречается мама с детёнышем, то мы поговорим о воспитании китов, об их связи, о том, как происходит вскармливание. Про взрослую особь я рассказываю другие детали. Здорово, когда можно не просто увидеть кита, но и узнать, как он живёт. Также я обязательно говорю о правилах наблюдения, чтобы люди передавали эту информацию дальше. В России я езжу на Дальний Восток и в Архангельскую область. Бываю с экскурсиями в Арктике. Конкретные турфирмы называть не буду, но мне всегда можно написать в соцсети и узнать, где я буду в следующий раз.
У меня есть дочь Василиса, ей девять. Биологией она не интересуется, зато ей нравится проводить время со мной, поэтому иногда она за компанию ездит в экспедиции. Конечно, между школой и поездкой на море, пусть и холодное, она выберет второе. На Сахалин на два месяца я её не беру, там детям не место. А вот в Териберке или на Соловецких островах в Архангельской области на наблюдениях за белухами она со мной бывала.
Совмещать мою работу и дом непросто, но я привыкла. Например, я могу улететь в Мурманск в четверг, провести в море три дня, вернуться в ночь на воскресенье домой, а в понедельник утром повести ребёнка в школу. Василиса остаётся с моей мамой или няней. Летом дочка уезжает в лагерь, она это очень любит, или к бабушке на дачу. Папа у Василисы есть, но он живёт в Ирландии.
Ещё из приключений: Василиса ныряла в Баренцевом море и неофициально стала самым юным арктическим фридайвером в России. Была та ещё задачка со звёздочкой — найти гидрокостюм её размера. Мне нравится, что я могу показывать ей разный мир, знакомить с животными. Думаю, у неё увлекательное детство, которое ей запомнится.
Когда мне было 15, я увлеклась дайвингом. Самым классическим, с баллонами. Потом получила сертификат дайвера, который даёт разрешение погружаться самой. На какое море я бы не отправлялась, спускалась там на баллонах. А шесть лет назад, в Териберке, попала в школу арктического фридайвинга ArcticFree. Фридайвинг — это погружение в воду без баллонов, но с задержкой дыхания, в ластах и обычно вдоль натянутого троса. Тогда всё только зарождалось и слово «школа» подразумевало трёх активистов с горящими глазами. Так получилось, что мы часто встречались на море. Потом начали активно общаться и дружить. Они первые, кто начали делать туристические погружения в Арктике. Любой желающий мог приехать и попробовать. И компании понадобились люди для сопровождения групп, вот я и начала иногда им помогать.
Поначалу, честно признаться, я не понимала фридайвинг. На баллонах можно сидеть на дне сколько захочешь. В свободном погружении ты сильно ограничен во времени. А арктический вариант — это ещё и температурные особенности.
Вообще фридайвинг очень сильно отличается от дайвинга. Во-первых, у вас другой костюм, более плотный. Во-вторых, есть грузы, которые помогают опускаться. В-третьих, холод. Обычно вода около четырёх градусов, и, несмотря на то, что вы в гидрокостюме, это, конечно, чувствуется. В такой воде без защиты человек может находиться 5–10 минут, потом всё. Мы же сидим там по часу-полтора.
В тёплых морях я тоже практикуюсь. Но там происходят спортивные тренировки: я учусь задерживать дыхание на более продолжительное время, пробую нырять глубже. Однако холодные моря мне ближе. Для меня там больше красоты. Например, в прошлом году я погружалась у острова Шпицберген — самой северной точки Норвегии. А ещё очень люблю наше Баренцево море. Может, потому что я всё-таки встречаю там китов.
Ещё фридайвинг — это про расширение своих границ. В самом начале я не могла задержать дыхание и на минуту. А глубже пяти метров начинала испытывать жуткий страх. Мозг буквально твердил мне: «Мы сейчас умрём, срочно нужно наверх, быстрее, быстрее обратно». Сейчас моё время под водой 04:05, а максимальная глубина, на которую я опускалась, 40 метров. Это уже хороший результат, но я знаю, что могу больше.
Теперь фридайвинг стал не просто хобби, а частью моей жизни. А на баллонах я спускаюсь в лучшем случае раз в год.
Я провожу свои отпуска в мировых точках фридайвинга: Дахабе, Каше или Дубае. А недавно нырнула под лёд Байкала и посмотрела на него снизу. Вообще это было моей давней мечтой, и вот, наконец-то, она осуществилась. Выглядит всё так: во льду делают две проруби (они называются майны), опускают у каждой трос на дно и ещё один между майнами. Рядом ставят отапливаемую палатку. Гидрокостюм нужен специальный, с открытой порой, его мылят, и только потом ты его надеваешь. Также вешаешь на себя грузы и — вперёд! Мне повезло, потому что было условно тепло, всего минус тринадцать. Когда температура −20, то на лице появляется ледяная корка, это очень неприятно. Первое время ты привыкаешь, нужно сделать несколько коротких погружений, чтобы вспомнить навыки фридайвинга, привыкнуть к воде. Потом начинаешь опускаться глубже и совсем теряешь счёт времени. Ещё по тросу можно путешествовать от майны к майне. И вот это — что-то невероятное! Ты как будто оказываешься на другой планете. Планете Байкал. Это непередаваемые ощущения, кажется, будто ты взаправду оказался в другом мире. Кстати, интересно, что подо льдом сильно сбивается ориентация. Если бы не трос, я бы растерялась, куда плыть. Думаю, что этот опыт — самый яркий за всю мою жизнь на данный момент.
Если вдруг вас вдохновила моя история, знайте, что фридайвером может стать почти каждый. Все ограничения в голове. Раньше я каждый раз удивлялась, когда опускалась на метр глубже или держала дыхание на 10 секунд дольше. Фридайвинг показал мне, насколько сильно мы сами в своей голове блокируем свои возможности. И это не только про погружения, а про жизнь в целом.
Комментарии