Санкт-Петербург в 1880-х
Американский конгрессмен и дипломат Сэмюэль Салливан «Сансет» Кокс побывал в Санкт-Петербурге в 1880-х. Его рассказ о посещении северного Константинополя — так автор называет столицу Российской империи — вошёл в четвёртый том сборника тревелогов «По следам величайших путешественников мира», опубликованный в Чикаго в 1901 году.
Перевод Варвара Бабицкая
[...] Даже больницы и казармы здесь походят на дворцы, и здесь не сыскать узкой улицы. Купола, выкрашенные в голубой с золотыми звёздами, зелёные или вызолоченные, придают городу вид нового северного Константинополя. В действительности Санкт-Петербург с его каналами и реками, улицами, колоннами, дворцами, церквями с их внутренним и внешнем убранством соединяет в себе, в своих видах, плане и великолепии Венецию, Амстердам, Париж и Константинополь. Если бы жёлтые дома не были оштукатурены и обнажали камень, насколько более впечатляющим было бы это величественное, грандиозное зрелище! Лишь один дворец построен из гранита, и всего одна церковь — Исаакиевский собор — из мрамора.
Исаакиевский собор в конце девятнадцатого века. Собор считается
самой поздней в Санкт-Петербурге постройкой в стиле классицизм. Его
возвели по проекту Огюста Монферрана
[...] Дрожки — причудливая разновидность кеба, где едва усаживаются два человека. Дрожки расположены близко к земле, и ненароком опрокинуться в них безопаснее, чем на них ехать. Они несутся по булыжной мостовой на огромной скорости. Кучер благодушен и хорошо знает своё дело. Кареты, телеги, подводы, так же, как и дрожки, отличаются своеобразной лошадиной упряжью. Примечательная особенность этого устройства — дуга, возвышающаяся примерно на четыре или пять футов над плечами лошади. Это не собственно русское изобретение, однако здесь оно доведено до совершенства. Дуга покоится на оглоблях, и, как я полагаю (loquor non inexpertus (лат. — «рассказчик в этом сведущ». — Прим. пер.)), лошадь под таким ярмом пользуется большей свободой движения и легче тянет экипаж. Эта упряжь не давит ей на жизненно важные органы, подобно нашей. Лошадь бежит, по видимости, свободно под своей дугой, будто под ветвями деревьев, хотя нередко они украшены гербами и именами владельцев.
Невский проспект в 1917 году
[...] Что за зрелища открывались нашему непривычному взору по обеим сторонам от дороги! Маленькие татарские дети в зелёной одежде; солдаты в тяжёлых шинелях с длинными пиками — легендарные донские казаки; гусары в ярких красных мундирах; солдаты с Кавказа, нарядные, как алжирские спаги, картину дополняли местные жители в широких штанах, высоких сапогах с отворотами, а подчас — в одной лишь красной рубахе с тёмной жилеткой поверх.
Проспекты здесь широкие, по сторонам их тянутся высокие жёлтые здания, дворцы и государственные учреждения, соразмерные огромной империи, покрывающей два континента. Особая письменность придаёт своеобразие вывескам, а дома выглядят необычно: дверь в них редко расположена с улицы. Крыши, крытые листовым железом, выкрашены зелёной и красной краской; полицейские в зелёных мундирах с шашками; реки и каналы, по которым резво снуют за своим делом странные суда — некоторые прибыли из внутренних территорий с грузом зерна, а другие возят пассажиров по Неве и под её мостами: все эти причудливые картины постоянно привлекали наше внимание. Мы едем вдоль Невы, чьи великолепные набережные представляют собой проспекты. Вдоль них тянутся такие же жёлтые здания, в которых живут семьи царского рода. Мы пересекаем Неву по наплавному мосту, называемому Троицким, откуда открывается великолепный вид на расстилающиеся воды реки, ограниченный с одного конца элегантным зданием Биржи. Зимой на льду замёрзшей реки устраивают скачки.
Затем мы поворачиваем в Александровский парк и любуемся особняками крупных коммерсантов по берегам лагун, которыми испещрён здесь берег Невы. С округлого мыса мы можем разглядеть Финский залив, Кронштадт, Петергоф и всё то, что мы миновали по пути к этому месту.
Александровская колонна на Дворцовой площади в память о победе в
Отечественной войне 1812 года, конец девятнадцатого века
[...] По дороге мы замечаем несколько прекрасных триумфальных арок, представляющих собой копии классических образцов и произведений других стран, и прочих монументов, но ни один из них не идёт в сравнение с величественным Александрийским столпом, воздвигнутым в 1832 году (автор тут ошибся на пару лет, установка состоялась в 1834-м. — Прим. ред.). Это цельная колонна из красного гранита — величайший монолит в мире. Она покоится на исполинской красной гранитной плите. Венчает её фигура ангела. Весь монумент высотой в 154 фута (48 метров. — Прим. ред.) производит впечатление своим благородным изяществом и великолепием. Памятники Петру и Екатерине, а также статуи воинов и поэтов сообщают монументальный вид каждой площади этого великого города. Есть там и конная статуя Николая. Конь, вставший на дыбы, напоминает коня генерала Джексона на Лафайет-сквер в Вашингтоне, но его поза настолько изящнее и грациознее, что наш собственный излюбленный скакун неизбежно проигрывает в сравнении.
[...] Если бы мы задались целью найти совершеннейший и богатейший во всех отношениях дворец мира, я полагаю, этим непревзойдённым зданием оказался бы Зимний дворец. Со времени попытки взорвать Зимний дворец в момент, когда императорская семья собиралась обедать, он стоит на замке. Через нашего поверенного в делах, полковника Хоффмана, я пытался добиться позволения для приезжих американцев побывать там, но тщетно. Сам царь больше не ступит на его порог: этому препятствуют недавние события. Дворец заперт уже два года. За это разочарование мы были отчасти вознаграждены позволением посетить Эрмитаж, составляющий часть Зимнего дворца или соседнее с ним здание. Но и Эрмитажа, кажется, нам хватит в отпущенное нам время.
Уличные торговцы на фоне Медного всадника, 1910-е
[...] Вы спрашиваете, можно ли найти в Эрмитаже Петра Великого? Разумеется: он там повсюду. Здесь и его токарный станок, инструменты и ножи, и медальоны, или диски из меди или слоновой кости, выточенные его собственной рукой. Здесь же — рейка с отметкой его роста, на фут превосходящего рост самого высокого человека в нашей компании, и роста его камердинера — футом выше самого Петра! Как мог он быть вместе воином, государственным деятелем, механиком и архитектором, успешно правя столь многочисленным и разнородным населением, — и своими руками изготавливать такое количество безделушек благодаря собственной механической изобретательности? Это в самом деле загадка, над которой можно сломать голову. Нам любопытно, в чём тайна власти Петра и того ореола величия, который окружает этого титана истории московитов и современной цивилизации...
Лестница, ведущая во дворец Эрмитаж, несравненна по величине и гармонии пропорций. Снаружи портик поддерживают исполинские статуи чёрного порфира — атланты. Они символизируют собой восемьдесят миллионов подданных всех сословий, на которых стоит эта обширная империя. Шестьдесят миллионов земледельцев — ныне свободных, семь миллионов мещан, миллион дворян, аристократов и чиновников и четыре миллиона военных и их семей — обширное здание российской государственности, опирающееся на плечи подобных атлантов, кажется несокрушимым. Но так ли это на самом деле? Время покажет. В интересах всеобщего благоденствия нельзя не пожелать, чтобы жизнь этих огромных народных масс была улучшена и облагорожена.
Комментарии