Нижегородская область в 1895-м
28 июля 2023
Первую поездку в Россию, по её Европейской части, француз Жюль Легра совершил в конце 1890-х. А с 1895 по 1903 год три раза посетил Сибирь. Германист по образованию, Легра настолько полюбил Россию, что написал на латыни и защитил диссертацию о Николае Карамзине, а позже переквалифицировался в историка русской литературы. Он был одним из первых профессоров-русистов во Франции. По итогам своего первого путешествия Легра в 1895 году выпустил книгу «В Российской стороне» — она выдержала несколько переизданий с авторскими дополнениями. Вот фрагмент из версии 1904 года о путешествии по Нижегородской области.
Перевод: Варвара Бабицкая
Нижний Новгород, стрелка Оки и Волги и Александро-Невский
Новоярмарочный собор, 1890–1900 годы. Фото: Library of congress
Мы медленно преодолели 70 вёрст, лежащие между Нижним Новгородом и маленькой станцией Работки. Волга не слишком интересна в этих краях; местами она расширяется до 1000 или 1200 метров над плоским песчаным дном, и лоцман должен проявлять неусыпное внимание, чтобы обнаружить самые глубокие протоки и заходить в них: один неверный поворот руля выбросил бы нас на мелководье. Левый берег низкий, на правом вырисовываются горные кручи, чью высоту можно оценить, лишь увидев то здесь, то там красную фигурку мужика, вцепившуюся, как муха, в поросший густым кустарником склон.
Бухта на реке Самарке, 1900-е. Фото: Library of congress
[...] 14 июля.
Сегодня утром на рассвете меня разбудил гудок парохода, который шёл вдоль берега по спокойной воде. Река под ясным небом была восхитительна в этот час, лёгкий туман стелился над ней в утреннем свете, заволакивая даль. Разбудить трактирщика и послать за лошадьми для меня оказалось нелёгким делом. Наконец к трём часам утра тарантас, запряжённый тройкой сильных лошадей, остановился у моей двери, и я с багажом забрался в него. Мы двинулись по ухабистым дорогам, ещё сырым от обильной росы.
Тройка — это не сани, как полагал Теофиль Готье (французский поэт, прозаик и путешественник. В России он был два раза: зимой 1858/59 годов посетил Москву и Санкт-Петербург, а летом 1861-го проплыл на теплоходе от Твери до Нижнего Новгорода. По итогам поездок опубликовал книги «Путешествие в Россию» (Voyage en Russie, 1867) и «Сокровища русского искусства» (Trésors d’art de la Russie, 1860–1863). — Прим. ред.), а какие-нибудь три одинаковые вещи, однако верно, что этим словом обычно называют и упряжку. Сильный рысак служит коренником, над головой у него возвышается деревянная дуга, которая соединяет оглобли и благодаря своей упругости уменьшает давление хомута. Со стороны каждой оглобли очень подвижным постромком пристёгнута лошадь, на которой лишь хомут: с коренником её соединяет только вожжа. Коренник никогда не должен сбиваться с рыси, в то же время при правильном управлении упряжкой две его соседки должны постоянно идти галопом. Кроме того, они очень свободны — кучер почти не удосуживается ими править: там, где дорога расширяется, тройка может разойтись веером, если же дорога сужается между насыпями, пристяжные карабкаются, как умеют, вверх по склону на другую сторону, соскальзывают, нагоняют коренника, вновь спотыкаются, но в конечном счёте всегда выпутываются из затруднения благодаря чудесному инстинкту животных, которым предоставлена большая свобода. Вниз по склону лошади движутся в ряд, причём коренник один удерживает экипаж: приходится подстёгивать его, чтобы пустить рысью; если же, напротив, нужно карабкаться по склону вверх, в дело вступает вся тройка. Кучер щёлкает языком, пуская лошадей вскачь, и вот уже они несутся во всю прыть рысью и галопом. Сверху к дуге подвешен колокольчик; мужик, служащий мне кучером, ни за что на свете не отказался бы от этой ямщицкой привилегии, весьма раздражающей нервы.
Почтовая станция (ранее в России также называлась почтовым станом)
— в прошлом почтовое учреждение в России и других странах, где
путешественники отдыхали, меняли лошадей, а почтари менялись
корреспонденцией. Гравюра, 1885 год. Фото: istockphoto/ZU_09
Однако, мой тарантас! Хотя это слово уже было мне известно от Михаила Строгова, я, к несчастью моему, не сталкивался с этим явлением. Бедекер (речь о путеводителе немецкого издателя Карла Бедекера. В 1827 году он начал выпуск справочников по разным городам и странам, которые отличались высокой точностью. Вскоре их стали называть по фамилии издателя «бедекерами». — Прим. ред.) утверждает, что «тарантас схож с повозкой» — по правде говоря, нельзя польстить ему сильнее. Представьте себе нечто вроде деревянного корыта. Водрузите его на два бревна по три метра в длину и укрепите с обоих концов на осях, приводящих в движение по паре колёс. Таков этот экипаж! Теперь прибейте доску к переднему краю корыта, и вы получите козлы, на которых восседает кучер. Что до путешественника, то он размещается в корыте на сене, как умеет. Сперва он пытается уложить свой багаж. Покончив с этим, он стремится устроить себе сиденье, подгребая под себя охапку сена побольше. «Что за прелестное изобретение! — говорит он себе поначалу, ещё не подозревая худого. — Я проведу день в мечтах, лёжа в этой ароматной траве!» Однако тон его не замедлит перемениться. На настоящей дороге тарантас был бы, пожалуй, приятен; но если бы в России были дороги, не было бы нужды в тарантасах — этих несокрушимых экипажах. За вычетом нескольких крупных дорог, добросовестно вымощенных острыми камнями, которых повозки избегают любой ценой, пути сообщения в России представляют собой так называемые природные дороги. Они прокладываются мало-помалу на равнине и в лесу за счёт движения транспорта и скота. Никто не поддерживает их в исправности: колеи углубляются до бесконечности, ухабы свободно множатся; весной и осенью дороги превращаются в болота, передвигаться по которым можно разве что только верхом. Летом их покрывает толстый слой пыли. Если сильный дождь размывает дорогу, рядом просто-напросто прокладывают новую…
Раскольничье кладбище при деревне Корельское на реке Алсма (в
надписи на фотографии ошибка в топониме), 1900-е. Фото: Library of
congress
Торопясь добраться до цели, я имел неосторожность посулить ямщику на чай с щедростью иностранца, если он будет поспешать. И вот мой тарантас тройным усилием тройки мчится по колеям, рытвинам, оврагам и ухабам, не зная преград и жертвуя всем, чтобы только не свернуть с прямого пути. Пристяжные бросают мне в лицо ошмётки грязи и сухую землю, отделяемые от дороги с каждым их шагом. Деревянное корыто, в которое я так доверчиво забрался, перепрыгивает с кочки на кочку; пара поддерживающих его жердей играет роль примитивных рессор, — эти рессоры прочны, а ведь это главное, не правда ли! Некоторые предательски затвердевшие колеи усиливают тряску: я в смятении пытаюсь вцепиться в борт повозки, но очередной толчок вынуждает меня ослабить хватку, и я падаю, ударяясь спиной о противоположный борт. Затем я стукаюсь о стенки тарантаса то локтем, то плечом; в самый неожиданный момент, когда дорога на мгновение выравнивается, большой камень вызывает новый, до крика болезненный толчок. Между тем мой ямщик в красной рубахе, развевающейся на ветру, всё громче и громче вопит и понукает лошадей, поднимая руки. Что делать? Как найти устойчивую позу между багажом, бешено подскакивающим у меня под ногами, и бортом повозки, набивающим мне синяки? Всего через час такой дороги я совершенно разбит. Я смиряюсь, прекращаю борьбу и опускаюсь на сено посреди повозки, стремясь только избегать прямого столкновения с твёрдыми предметами вокруг меня. Оказывается, что это и есть, в конце концов, наилучший способ путешествия в тарантасе, и мне было бы уже полегче, если бы только все мои внутренности не сотрясались от безжалостных толчков.
Вскоре солнце встаёт над горизонтом, и к прочим прелестям моего путешествия прибавляется пыль. Пыль и грязь в России представлены в масштабах, неведомых в наших странах. Летом дороги походят на конный манеж, только вместо опилок и фрагментов пробки они покрыты толстым слоем мельчайшей белой пыли. Собака, бегущая по дороге, поднимает такое облако пыли, что с небольшого расстояния кажется, будто к вам приближается всадник. Когда же вместо собаки по этой мягкой подстилке галопом скачет тройка лошадей, кажется, что видишь перед собой дым большого пожара. Путник в короткое время покрывается этой пылью, от которой чернеют его лицо, руки и шея; его одежда меняет цвет, а чемоданы, как бы надёжно они ни были заперты, наполняются мелкими серыми частицами.
Городец — один из древнейших русских городов на границе Верхней и
Средней Волги. Возник во второй половине двенадцатого века как
крепость для защиты рубежей Владимирской Руси от набегов волжских
булгар. 1900-е годы. Фото: wikimedia
Пока я качусь, свернувшись калачиком на сене, ухабистой тропой, которая, кажется, исчезает по мере движения у нас за спиной, меня вдруг осеняет мысль, что нынче 14 июля (День взятия Бастилии, национальный праздник во Франции. — Прим. ред.); и я представляю себе, что я в Париже в этот час, под тем же ярким солнцем: парады, шум, толпа, хлопушки… Нет, сказать по правде, несмотря на ушибы я предпочитаю быть здесь, скакать бодрой рысью по сельской местности вдоль лугов, где в это время мужики в красных рубашках группами от 100 до 150 человек косят траву размеренными, широкими движениями, одновременно переступая с ноги на ногу.
Материалы по теме
Комментарии