Москва в 1880-х

3 июля 2023

Американский журналист и редактор Джон Белл Бутон в 1880-х отправился через Париж, Ниццу, Рим, Неаполь, Прагу и Берлин в Санкт-Петербург и затем в Москву. В 1887 году вышла книга об этой поездке «Кружной путь в Москву. Путешествие эпикурейца». Вот фрагмент из главы о главной цели его путешествия.

Перевод: Варвара Бабицкая

Вид на Замоскворечье со Вшивой горки, 1884 год. Фото: wikimedia/неизвестный автор

Вместо «моря огня», которое увидел в Москве Наполеон, в 10:30 23 июля, когда мы приблизились к городу, нашим глазам открылось море зелёных крыш. Даже зрелище настоящего моря не могло бы быть более освежающим. Мы совершили четырнадцатичасовую поездку экспрессом из Санкт-Петербурга. В ходе неё можно было бы читать в сумерках крупный шрифт ещё и в 11 часов вечера, а затем снова с 2 часов утра. Вследствие этого мы могли увидеть большую часть мест, которые проезжали, просто подняв занавеску на окне спального вагона. Но чем дольше мы смотрели на пролетающий мимо пейзаж, тем меньше он нам нравился. Ландшафт был всё тот же, что и от Вержболова до Санкт-Петербурга: плоский, болотистый, густо поросший лесом, местами он был расчищен и хорошо возделан, местами попадались поля со множеством лежащего скота, однако дома встречались редко. Ничто кроме гор не искупляет отсутствие человеческой жизни. Мы едва не закричали от радости при первом взгляде на этот широкий участок горохово-зелёной двухэтажной застройки. Над её поверхностью, как над водоёмом, выступали купола, башни, шпили, бесчисленные зубчатые стены. Купола разных форм мы сравнивали с луковицами, редисом или репой. Они были по большей части покрыты золотом, ярко сверкавшим в ярком свете дня. Другие были серебряными, тёмно-синими или красными, а иные цветом перекликались с зеленью, над которой возвышались. Москва насчитывает 500 церквей, и каждая из них имеет до полдюжины (шесть штук. — Прим. ред.) шпилей. Вкупе они создают эффект ощетинившегося города. Как «Милан со множеством его шпилей», но большего размера, и с тем отличием, что купола привносят сюда элемент, которого не достаёт христианскому Западу. Кремль мы тотчас узнаём по густому скоплению куполов и шпилей, которое видим в центре этого великого города. Некоторые наши собратья-путешественники прибегают для описания своих чувств по его поводу к таким выражениям, как «эксцентричный», «причудливый», «гротескный», «странный», «варварский». Мы не станем оспаривать эти эпитеты. Заметим лишь, что для нас не может быть большего контраста между здешней церковной архитектурой и той, которую мы видели в других странах с другой религией. Мы благодарны татарам (если это их заслуга) за создание всех этих диковинных форм, которые собраны в Кремле.

Церковь Василия Кесарийского в Тверской ямской слободе — один из крупнейших храмов дореволюционной Москвы. Снесена в 1935 году, а в 1939-м на её месте по адресу 1-я Тверская-Ямская, 11 построен жилой дом для сотрудников НКВД. Фото: wikimedia/Николай Найденов

[...] В воскресенье рано утром нас разбудил оглушительный колокольный звон. Так как почти каждая из сотен церквей имеет звонницу с четырьмя или пятью колоколами, вы можете себе представить, как, начиная звонить все разом, они вынуждают к себе прислушаться. Ни одна из них не располагалась поблизости, и расстояние приглушало звук самого громкого из колоколов. Диапазон их простирался от самых глубоких до самых пронзительных звуков. Невозможно было уловить мелодию во всём этом шуме. Колокола звучат не так, как куранты. Кажется, что каждый из них звонит по своему разумению и подаёт непрерывный сигнал пожарной тревоги. После получаса прослушивания этого шума испытываешь желание повернуться на другой бок и ещё вздремнуть. Но эта попытка обречена на неудачу. Звонари столь педантично справляют свою службу, будто эти выступления — важнейшая часть религии. Они не сократят времени, отведённого на этот труд, ни на единую секунду. В хоре глубоких нот, гудящих над зелёными крышами, я будто различаю голос исполинского творения с медным горлом, которое я накануне похлопал по боку. Оно находится в крепостной башне Кремля примерно в 150 футах (45,7 метра. — Прим. ред.) над землёй. Не поручусь за его размеры, однако этот колокол 12 футов (3,6 метра. — Прим. ред.) в ширину у раструба, или края, и 14 футов (4,2 метра. — Прим. ред.) в высоту. Его язык весит приблизительно две тонны. Я стукнул по нему наконечником зонта, и он глухо загудел. Смотритель предложил легонько ударить по нему висевшей там тяжёлой колотушкой. Однако мне не хотелось слышать его более отчётливо с близкого расстояния, и я отказался.

Однако я охотно отдал немало рублей, чтобы услышать удар Царь-колокола, если бы этот низверженный монарх всех колоколов мог быть восстановлен. Но он лежит там, изувеченный и умолкнувший навсегда. Изображения величайшего московского колокола не приготовили меня к тому, как аккуратно он был разбит. Отколовшийся кусок, который теперь стоит подле разбитого колокола, будто вырезан из него ножом — столь пряма и чиста линия разлома. Легко решить, что его можно было бы вставить на место и загладить шрам без следа. Но это не вернуло бы голос колоколу. В нём десять или двенадцать трещин, некоторые из них по много футов в длину, и каждая нанесла ему непоправимый ущерб. Если в этом колоколе есть сколь-нибудь значительный процент серебра, а при осмотре это кажется возможным, и если вес его в самом деле составляет, как нам сказали, 200 тонн, то он представляет собой весьма ценную глыбу старого металла. Но Москве он по-прежнему более дорог как её уникальное и самое интересное сокровище.

Царь-колокол на территории Московского Кремля, 1896 год. Фото: wikimedia/Павлов П.

Обыкновенный бас часто звучит немногим лучше рычания или хрипа — никто и не подумает назвать его музыкальным. Но я никогда не слышал и теноров, которые взволновали и очаровали бы меня до такой же степени, как басы в храме Христа Спасителя. Это самая дорогая и самая великолепная церковь в России. Снаружи она облицована мрамором и золотом. Внутреннее же убранство — это роскошные драгоценные металлы, густо усыпанные драгоценными камнями. Все лучшие каменоломни империи внесли свою лепту в создание мозаичного пола, облицовки стен и колонн этого изумительного здания. Оно было возведено в ознаменование победы над французами в войне 1812 года, и его строительство лишь недавно завершилось после 46 лет непрерывной работы.

Интерьер храма Христа Спасителя, конец девятнадцатого – начало двадцатого века. Фото: wikimedia/Mithgol the Webmaster

Входишь в эту великолепную церковь и восхищаешься один за другим разнообразными образцами красоты и богатства, и тут внимание твоё внезапно целиком захватывает раскат музыкального грома. Он заполняет церковь, как звук величественного органа. Ты оглядываешься по сторонам, но не можешь обнаружить его источник. Где-то на возвышении в невидимых хорах или за огромными золотыми вратами алтаря скрываются певчие. Все они басы. Звучат три или четыре отдельные «партии», некоторые из них настолько выше прочих, что в сравнении кажутся тенорами. Всякая, даже самая низкая нота звучит чисто и ясно, сочетая сладость флейты и звучность фагота. Незримые исполнители перекликаются со священниками в пышных облачениях — их голоса также глубоки и мелодичны и достойны собственной партии в этом благородном хоровом богослужении. Я жду полчаса, надеясь, что певчие исполнят какую-нибудь длинную и торжественную партию, но нет — и я ухожу, впервые узнав, на что способен бас в духовной музыке.

Вид на Большой Каменный мост и Кремль, 1890–1905 годы. Фото: wikimedia/Library of Congress

Притом, что русские потратили так много денег на празднование победы над Наполеоном, его дерзкий гений внушает им подлинное восхищение, и они этого не скрывают. В каждом дворце и музее, который я посетил в Санкт-Петербурге или Москве, я видел его живописные портреты или бюсты из мрамора или бронзы. Некоторые из них — подлинники, другие — копии. На одном полотне, совершенно мне прежде не известном, он изображён с каштановой чёлкой. В сокровищнице Кремля смотритель показывает две походные койки, оставленные Наполеоном при отступлении из Москвы. Он то и дело называет вам улицу, по которой Наполеон вошёл в город или покинул его, указывает на лестницы, по которым он поднимался, двери, через которые он проходил, кресла, в которых он сидел. Можно решить, что он русский герой. Люди по сей день с некоторой гордостью указывают на выбоины от пушечных ядер и пуль и произносят: «Наполеон!».

Материалы по теме

Якутия в 1780-е

Путевые заметки иностранцев